Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

Яромир вывел Хаврошу на двор и споро зашагал к коновязи. Дело оставалось за малым: взять, да и…

— Братцы! — с ошалелым криком со стороны багряного, обласканного осенним солнцем подлеска летел очередной синий плащ. Глаза его напоминали блюдца. — Братцы! Ждан трепястока споймал! Настоящего!

Косая дверь корчмы со стуком распахнулась. Стражи высыпали на крыльцо. Старший смерил вопящего цепким взглядом.

— Брешешь! — заявил уверенно. — Трепястоки ещё сто зим назад все передохли.

— Глазами видел! — поклялся вопящий. — Оком клянусь, вот те знак!

Он осенил себя знаменьем, подкрепляя слова. Старший нахмурился.

— Живьём взял?

Вопящий кивнул.

— Тащите сюда, — скривил губы Старший, снял с пояса двухвершковый кинжал и ловко, по-хлыщёвски, крутанул. — Поглядим, из чего нелюдь сделана.

Яромир не дошёл до коня пары ярдов. Замер. Сплюнул.

— Погань… — выцедил глухо.

Хавроша услышала. Подняла голову и уставилась большущими зеленовато-карими глазищами.

— Не поедем? — вопросила с тревогой.

— Я — нет, ты — да, — заявил Яр и одним движением взрезал бечёвку. Верёвка стёрла нежную кожу почти до мяса, и девочка подула на красные следы. — Ты чьих будешь?

— Батька егерь был, а матери не знала — померла она в родах.

— В седле усидишь? — Ледорез подвёл Хаврошу к жеребцу. Конь смерил их долгим взглядом и фыркнул.

— Усижу, — решительно заявила девочка. — Батька выучил!

— Хорошо, если так. — Яр подхватил её и усадил в седло. Босые ноги Хавроши до стремян не доставали, но за поводья она взялась правильно, со знанием. Авось не пропадёт. — Есть какой заговор на конягу? Чтобы послушный стал?

— Есть.

— Пользуй! — приказал Яр. — Выезжай на большак и скачи до Безымянки. За мостом, у журавля сверни к опушке, доберись до поляны — там свои. Кликни их, они помогут. Уяснила?

— Да!

— Тогда скачи.

— А ты?

— А я не пропаду, — Яромир скривил губы в попытке улыбнуться и ласково шлёпнул коня по крупу.

* * *

Бахамут брыкался и мычал. Его скрутили, обмотали верёвкой по рукам и ногам, сунули в рот кляп и распластали на столе. Трепясток изображал страдальца так самозабвенно, что дух захватывало.

— Экий лицедей, — хмыкнул Марий.

— Есть чутка, — согласился Ледорез и вломился в корчму, с ноги выбив дверь.

— Ты? — Удивлённо вопросил Старший. Кинжал застыл в пяди от трепястокова пуза. — Ты ж уехал!

— Пришлось воротиться, — пояснил Яромир.

— Зачем?

— Трепястока отдай, и никто не пострадает, — заявил Яр и, поразмыслив, добавил: — Возможно.

— Ах ты ж, крыса мразотная, — скривился Старший. — Хочешь наш улов за свой выдать да куш сорвать, чтобы потом мошной перед носами трясти? Хер те в рот! Взять его, парни!

Парни — все, как один — обнажили мечи и бросились вперёд. Яромир ловко отвел первый удар, пихнул в живот нападавшего и с разворота полоснул того, что подбирался сзади. Отразил град ударов, запрыгнул на лавку, потом — на стол. Его-таки достали: чей-то клинок царапнул бочину, но лезвие прошлось по звеньям кольчуги, не повредив плоть. Яр криво усмехнулся и рубанул с плеча, вложив в удар всю силу. Один синий упал, захлёбываясь кровью. Другому в нос прилетело оголовье меча. Третьего Яр сшиб пинком. Четвёртому дал по́уху кулаком в латной перчатке.

— Давай! — Бахамут Красный безо всякого труда избавился от пут и вскочил на ноги, приплясывая от азарта. — Мочи их, господин-мой-сударь-пещерный-носорог! Мочи, гадов! Так их разэдак! Да! О-о!

Старший синий плащ подхватил трепястока, крепко стиснул и приставил нож к горлу.

— Уймись! — рявкнул. — Иначе ему кранты!

Яр опустил меч, и те, кого он не добил, рванули прочь из корчмы. Да с такой прытью, что несчастная дверь снова слетела с петель и грохнулась на пол.

— На твоём месте я бы этого не делал, — сказал настолько спокойно, насколько позволяло сбитое дыхание.

— Пугануть удумал? — хмыкнул Старший. — Не выйдет. Мы народ пуганый. Коли уродец нужен, гони мошну.

Яромир молча снял кошель с пояса и бросил. Старший поймал золото на лету.

— А теперь меч.

— Меч?

— Глухой, что ли? Положи меч на пол и отпихни ногой. Делай, что велю. Быстро!

— Не, ну это уже чересчур, — проговорил Марий.

Яр бросил взгляд на друга.

— Думаешь? — спросил, не заботясь, сочтут ли его безумным.

— Уверен.

— Вот и я того же мнения.

Старший нахмурился.

— Ты с кем это беседы беседуешь?

Ледорез не удостоил Небесного стража ответом, и обратился сразу к трепястоку.

— Бах, — сказал он. — Взрывай его к херам.

— Ч-чего?.. — выдавил Старший. Больше сказать он ничего не успел.

Когда корчма полыхнула, Яр уже вышел во двор. На взрыв он не обернулся. Не вздрогнул даже. Впереди ждали Холмы. Но сперва требовалось вызволить подавальщицу с детями: Ледорез слишком хорошо помнил её доброту, чтобы оставить в лапах выродков, которые и за шнапс-то не платят.

Яр вздохнул. Эх, жаль коня нету! До острога путь неблизкий — мили три по бездорожью ноги сушить, а по большаку, в объезд, и того больше [1].

Он вышел к тропке, прикидывая, как лучше срезать и, обомлев, врос в землю. За околицей умиротворённо пощипывала траву Каурая. Та самая, мохноногая, спокойная, точно холмы, кобылица с широкой белой проточиной на лбу. Новёхонькая сбруя поблёскивала в лучах осеннего солнца. Обтянутое варёной кожей седло так и манило.

— Вот же… — Яр не смог сдержать улыбки. Подошёл и потрепал зверюгу по лоснящейся холке. Кобыла фыркнула, повела ухом и боднула его лбом.

Ну и ну!

— А ты думал, я-таки сюда пешком приехал? — Бахамут возник рядом с лошадью, крепко затянулся и выпустил кольцо сизого дыма, после чего обстучал трубку и упрятал за пазуху. — Ненавижу взрываться! Потом всё тело ломит и чешется. Подсади-ка меня, верзила.

Яромир выполнил просьбу, а сам уселся позади.

— Поехали! — скомандовал Бахамут, махнув рукой, и Каурая бодрой рысью зачастила к большаку.

1. Имеется в виду русская миля, которая составляет семь километров.

Глава 48

— Я-таки категорически не понимаю, зачем нам в острог, — не унимался Бахамут.

— Дело, — коротко бросил Яр.

— Между прочим, имеются дела и