«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

2. Случай требования английской полицией, предъявленного к госпиталю, о выдаче им советского агента доктора Сорге, Рамзая, когда последний лежал в госпитале с переломом плеча в Шанхае.

3. Заявление кельнерши Паулю, что доктор Сорге /Рамзай/ является советским разведчиком, „о чём знает весь Шанхай“. /Телеграмма Пауля в Центр в 1932 г./.

4. Выполнение Рамзаем /одновременно, когда он имел сеть и руководил нашей работой и людьми, с ним связанными/ обязанностей субредактора коммунистической газеты „Чайна-Форум“ было недопустимым совмещением для нелегального резидента, легко раскрывавшим его перед полицией».

В подавляющем большинстве случаев приведённые факты не соответствовали истинному положению вещей и являлись плодом невнимательного, предвзятого и недобросовестного анализа документов шанхайской резидентуры полковым комиссаром Воропиновым.

Взять хотя бы утверждение о засорённости агентурной сети непроверенными людьми, когда из 93 источников к началу 1933 г. только «четыре-пять давали удовлетворительную информацию». «Характеристика лучших связей в шанхайской резидентуре» свидетельствует об обратном: подобные утверждения были далеки от действительности.

Все претензии к Зорге на предмет его расконспирации, которые имелись в распоряжении Центра и шанхайской резидентуры, приведены и проанализированы ранее. Свидетельство «Зеппеля» (Вейнгарта), если оно и существовало, было зафиксировано значительно позже. Удивляет лишь, по чему Вейнгарт не доложил Зорге об услышанном. Зорге рвался «домой», в Советский Союз, и не стал бы скрывать от Центра доклад Вейнгарта, дававший основание для его безотлагательного отъезда. Такое заявление напоминает грязный донос человека, которого Зорге воспринимал как товарища и соратника.

Требование английской полиции о выдаче им советского агента доктора Зорге не подтверждается никакими документами и является плодом воображения анонимного автора. Подобное требование по сути абсурдно. Для чего могло понадобиться забирать «советского агента» из больницы, а не из дома, где он проживал? Ведь в таком случае ни у кого не понадобилось бы спрашивать разрешения.

То, о чём докладывал Римм, известно, и никакого упоминания о кельнерше у него нет. Эту историю следует воспринимать, как следствие фантазии Воропинова или очередного анонимного источника. Нельзя исключить, однако, что автором «свидетельства» является Римм. Подобное предположение имеет право на существование, учитывая, что на допросе в июле 1938 г. он показал, что Зорге якобы является германским и английским агентом.

Перечень «шанхайских грехов» «Рамзая», изложенный в «Заключении по Шанхайскому провалу 1935 года» (и фигурирующий во всех справках на резидентуру как главный «козырь» обвинений против него), не соответствовал истинным фактам и являлся плодом недобросовестного анализа документов.

Совершенно очевидно, что сведения, которые Зорге в случае поездки под своей фамилией представлял при заполнении документов в государственных органах Германии в 1933 году, должны были зеркально повторять сведения, сообщённые при оформлении поездки в 1930 году, с добавлением шанхайского периода, хотя выезжал он в Японию в иных политических условиях.

Судя по всему, выезд из Германии и въезд в СССР в октябре 1924 года были оформлены совершенно легальным образом. Выезжал он из Германии с женой. Брак с Кристиной Герлах (по первому мужу) был зарегистрирован в 1922 году. Поскольку выезд был легальным, в соответствующих документах должны были остаться отметки. При оформлении поездки в Китай в 1930-м Зорге должен был документально ответить на вопрос, где проживал с конца 1924 года и до начала 1930-го, ведь постоянного местожительства в Германии у него в этот период не было. Ответ на этот вопрос и попал впоследствии в его полицейские досье: вероятнее всего, Зорге указал, что проживал в СССР.

Кристина уехала из СССР обратно в Германию в 1926-м и оказалась вне досягаемости советских властей, зато в пределах досягаемости немецкой полиции, поэтому спецслужбам Германии не составляло труда узнать, что Рихард Зорге пять лет проживал в СССР[213].

Фактом, который трудно было скрыть, являлась публикация его статей в печатном органе Коминтерна журнале «Коммунистический интернационал», издававшемся на трёх языках: русском, немецком и французском. По 1926 год включительно там было опубликовано четыре его статьи, однако уже с 1926-го он начинает печататься под псевдонимом Р. Зонтер (в одном случае – К. Зонтер).

В 1930 году, при оформлении документов в Германии, самым разумным было упомянуть о пребывании в СССР. Тем более что для того времени это не было криминалом: у СССР с Германией были тогда оживлённые экономические, политические и военные связи.

При этом необходимо было постараться скрыть всё, что можно было скрыть: прежде всего – работу в Отделе международных связей Коминтерна. И, по возможности, дистанцироваться от компартии Германии. Последнее, как это ни странно, было вполне реально. С 1919 по 1924 год Зорге активно работал в германской компартии, но два года находился на нелегальном положении.

Для окружающих было очевидно, что Зорге погружен в учёбу, после чего были написание и защита диссертации, научная работа. Трудно было предположить, что у него хватало времени и на политическую деятельность. Тем более что она была скрыта от посторонних глаз.

Симпатии к левым идеям, сотрудничество с Коминтерном, коммунистическая журналистика – все это следовало признать. И, естественно, акцент должен был быть сделан на разочаровании в коммунистической идее и окончательном разрыве с «государством рабочих и крестьян». К этому следовало добавить «изгнание» из Коминтерна за причастность к «правой оппозиции».

Всё это должно было попасть в полицейское досье на Рихарда Зорге[214].

Участие в сражениях на фронтах Первой мировой войны, неоднократные ранения и награждение «Железным крестом» за храбрость характеризовали его как настоящего патриота и храброго человека, что тоже свидетельствовало в его пользу.

В 1933 году структуры нацистского карательного аппарата только создавались, но не на пустом месте. Основной костяк работников имел опыт работы в полиции. А возглавивший IV управление (гестапо) Главного управления имперской безопасности Генрих Мюллер с 1919 г. служил в криминальной полиции Мюнхена. Прежние полицейские картотеки продолжали работать, как и раньше, снабжая спецслужбы достоверной информацией. Их-то никакая ведомственная лихорадка не коснулась, в лучшем случае произошло переподчинение от одного органа другому[215].

Опасность вызвать подозрение у немецких спецслужб в 1933 году и в последующем продолжала существовать, поэтому Зорге упорно отказывался занимать любой официальный пост в германском посольстве, мотивируя это опасениями неизбежной проверки со стороны гестапо.

Но эти соображения не нашли подтверждения в указаниях Центра.

19 апреля в телеграмме за № 516/34 Центр поставил перед Шанхаем задачу помочь в легализации «Рамзая» в Японии: «Срочите об использовании возможностей Вота (новый псевдоним Г. Войдта, имевшего ранее псевдоним „Коммерсант“. – М.А.) в отношении газет, отдельных лиц, связанных с газетами, которых можно было бы использовать для получения представительства на Японию. Представительство нужно для Рамзая. Мельников».

В письме от 23 апреля 1933 года вновь обращалось внимание на поставленную задачу: «Для его легализации мы просили Вас выяснить возможности Вота, его связи с газетным миром