«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

Когда я сообщил об этом Гейдриху, он одобрил мой план, но с условием, что за Зорге немедленно будет установлено наблюдение. Гейдрих был настроен скептически и учитывал возможность того, что Зорге может снабжать нас дезинформацией; ввиду этого он предложил направлять информацию Зорге не по обычным каналам, а подвергать её особой проверке. Он поручил, кроме того, обсудить всё это дело ещё раз как следует с Янке»[231].

Описывая события 1937 г., Шелленберг скажет о Курте Янке[232]: «До этого я очень поверхностно знал его и не подозревал, что он уже много лет является одной из руководящих фигур немецкой тайной службы».

«Должен признать, что я по небрежности промедлил с установлением немедленного контроля над Зорге, которого потребовал Гейдрих. Правда, организация такого наблюдения была затруднена тем, что, во-первых, в этом случае нельзя было сделать письменных распоряжений, а во-вторых, наши сотрудники в Японии были для этого ещё молоды и неопытны. Когда я говорил об этом с Янке, он странным образом уклонился от решения этого вопроса, делая вид, что он не знает Зорге как следует. Я же знал, что ему обо всём известно от Ритгена, но, тем не менее, не стал „давить“ на него»[233].

Основания для подозрений о возможной связи Зорге с иностранными разведками (если таковые имелись, а не являлись плодом фантазии Шелленберга) могли быть всё теми же – разнообразные связи известного журналиста. Весомыми подобные подозрения никак не назовешь. Тем не менее, Гейдрих допускает возможность дезинформации со стороны Зорге? В связи с чем? Значит, он предполагал, что Зорге является разведчиком? Почему? Авторы доноса, если таковой и существовал, высказывали подозрение, только подозрение, о нелояльности режиму Зорге со ссылкой на его политическое прошлое. Но ни о каких связях с иностранными разведками речи не шло.

«… однако тогда у нас, как уже упоминалось, имелись только улики, но не было точных доказательств его сотрудничества с Советами. Когда мы получили доказательства, было уже слишком поздно»[234]– «вспоминает» Шелленберг.

Интересна цитируемая уже фраза: «…защитить Зорге от нападок партийного руководства, если он согласится наряду со своей журналистской деятельностью выполнять и наши задания. Он должен будет сообщать нашей разведке время от времени информацию о Японии, Китае и Советском Союзе». Но ведь Зорге и так сообщал «время от времени информацию о Японии, Китае» – посылал исчерпывающие доклады Ритгену.

И информация эта очень высоко оценивалась последним. Через ДНБ часть этой информации распространялась через газеты и журналы как внутри Германии, так и за рубежом. Более того, информация, поступавшая из Токио от Зорге, докладывалась, как выясняется из воспоминаний Шелленберга, в том числе и Гитлеру: «К тому времени Зорге сообщил нам оценку общего положения, согласно которой он считал вступление Японии в тройственный пакт всего лишь политической манипуляцией, не имеющей для Германии никакого реального военного значения. После начала войны с Россией он также указал на то, что Япония ни при каких обстоятельствах не нарушит пакта о ненападении, заключённого с Россией; война в Китае, по его утверждению, предъявляет колоссальные требования к военному потенциалу Японии – прежде всего военно-морской флот настоятельно требует установления контроля над южной частью Тихого океана. Он заключил это из характера снабжения сухопутных войск нефтью и горючим – по его мнению, этих запасов хватит лишь на полгода. Тот факт, что военно-морской флот располагал значительными ресурсами, свидетельствовало, как он считал, о смене главных направлений военных действий. В 1940 году подтвердилось, насколько верными были эти сообщения; но их больше не использовали, так как после смерти Гейдриха Гиммлер не хотел больше брать на себя ответственность информировать Гитлера»[235]. Шелленберг, как уже отмечалось ранее, ошибся годом: подтверждение информации, поступавшей от Зорге, могло иметь место, не в 1940-м, а в 1941-м году. И информирование Гитлера сведениями, поступавшими из Токио, должно было прекратиться не после смерти Гейдриха (июнь 1942 г.), а после ареста Зорге (октябрь 1941 г.).

Поручение Шелленберга, которое должен был передать Ритген Зорге, – «сообщать нашей разведке время от времени информацию» не только о Японии и Китае, но и о Советском Союзе – абсурдно в части последнего задания. По определению у Зорге не могло быть информации о СССР, ведь общался он не с советскими дипломатами и с советскими представителями, приезжавшими в Токио, а с представителями Германии в Японии, а информацию о Советском Союзе, которой располагали японцы, они напрямую передавали Берлину через военных атташе.

Невозможно представить себе, чтобы Шелленберг и Гейдрих, даже располагая только уликами против Зорге при отсутствии «точных доказательств его сотрудничества с Советами», могли допустить продолжение деятельности советского разведчика в недрах германского посольства, даже не удосужившись предупредить об этом Ойгена Отта.

И, наконец, о представителе гестапо Мейзингере, который должен был отвечать за вопросы безопасности в немецкой колонии в Токио и поддерживать связи с представителями полиции и контрразведывательными органами Японии. Он по определению должен был следить за Зорге, как и за остальными членами германской колонии. И тот факт, что Мейзингер появился в Токио спустя восемь-девять месяцев после «поступления» доноса – в конце апреля 1941 г. – говорит о надуманности ситуации, связанной с гестаповцем в части того, что Шелленберг «поневоле поручил Майзингеру установить за Зорге наблюдение и регулярно сообщать» ему о его результатах по телефону[236]. Якобы регулярные сообщения Мейзингера руководителю отдела контрразведки гестапо РСХА о «Посте» – «кличка», которая была выбрана для Зорге, – содержавшие положительные отзывы о нем, не более, чем не совсем удачная фантазия автора мемуаров.

Поэтому легализация Зорге в Японии под собственным именем и по своей профессии журналиста, по сути, была единственно возможной. И более того, как показало время, – успешной.

Из вышесказанного следует совершенно определённо, что Зорге вплоть до своего ареста не проходил никаких проверок в германских органах государственной безопасности. Более того, потребовался ни один, и ни два месяца, чтобы установить его истинное лицо. А это означает также, что Зорге не имел никакого отношения к германским спецслужбам, ни к абверу, ни к политической разведке. Это означает также, что его легализация под своим собственным именем и в качестве журналиста была совершенно оправдана и не имела никакой альтернативы. Более того, он настолько правильно выстраивал свое поведение, организовывал свой образ жизни, что всё его окружение и в Токио, и в Берлине вело игру по его правилам, не допуская мысли о том, что оказывает содействие советскому разведчику.

1.4. «Оба человека, особенно Осака [Одзаки], очень ценные и абсолютно надёжны. С обоими