Ледяная тетрадь - Андрей Викторович Рубанов

Вернусь назад в 1923–1924 гг. Когда меня отдали учиться в город в 5-й класс, был НЭП. В магазинах, на базаре появилось огромное изобилие всего-всего. Я любил ходить по базару: тысячи людей, кто продавал, кто покупал. Базар был по понедельникам и пятницам. А до этого был голод. Я был в гостях у сестры. Если сестра покупала тыкву и варила из неё кашу – на свете вкуснее ничего не было. Ходил по базару, но ничего не покупал – денег у меня не было. Почему вспомнил 1923 год – разбил стекло в школе, надо было уплатить 75 копеек, у меня их не было, а сказать дома боялся.

И вот 1924 год, только что кончились каникулы, мы были в деревне, а потом нас привёз дедушка на санях, сделал кибитку. Стояли очень сильные морозы, к тому же ветры, вихри снега в поле. И вот 24 января рано утром на рассвете мы прибежали в школу. В школе выставили портрет В.И.Ленина с траурной чёрной лентой. Около портрета толпятся учащиеся, подходят и учителя. Я не знаю почему, но до того времени не слыхал ни разу имя Ленина. Может, и говорили когда, но я не помню. Газет ещё не читал. И здесь впервые услышал имя Ленина и увидел портрет. Учёбу отменили, чему мы, ученики младших классов, были рады, пошли гулять. Дальше помню день похорон, митинг на площади, сотни людей, мороз страшенный. Мы, дети, плевали – на землю падал уже ледок. В Павлово было несколько фабрик, артели, семь церквей, и вот вдруг (для нас, конечно) разом загудели гудки фабрик, зазвонили на церквах колокола. Ощущение для детей было потрясающее. Наверное, ещё больше для взрослых. В это время, оказывается, опускали тело В.И.Ленина в Москве. На площади оборудовали монумент Ленину в виде пирамиды, высокой, и сделали металлическую решётку (в городе всё делали из металла), установили по углам электрическое освещение. Уже после митинга, когда народ стал расходиться, кто-то ухватился руками за решётку, отодрать руки не мог – закричал. За ним ухватился другой, и он пристал, и ещё, и ещё. И я пристал. Потом нас отодрали, мы упали, покатились. До сих пор не пойму, наверное, мы были в снегу, в инее, и через руки пошёл электрический ток.

Но снова вернусь в 1930 г. Я работаю и учусь в вечерней школе. Приезжает из Селитьбы Александр, мой брат. Карантин. Он живёт со мной вместе на кухне. Я на деревянном топчане, он под топчаном на полу. Потом он устраивается избачом в деревне Тарка, 3–5 км от города. Я перехожу работать в артель, снова чернорабочим, убийственная работа, не так тяжела, как бесперспективная, нет нормы, нет конца, нет удовлетворения сделанному. Прочитали объявление: в Нижнем Новгороде принимаются юноши в военную школу. И мы с Сашей махнули в эту школу. Нас приняли. Кормят отлично. На мороз выгоняют без рубашки утром на физзарядку. Нам нравится. Дисциплина, красный уголок, оружие. Школа в Кремле. Форма. Первый раз в жизни увидел трамвай, автомашины легковые. И в первый же день, когда нам дали увольнительную в город, мы с ним решили прокатиться на трамвае от площади Горького (сейчас) до Кремля. Показалось чудом: очень быстро. Всё казалось интересным. Выпускались старшекурсники уже командирами взводов: два кубика на воротнике. Новая форма, молодость, красота. Ничего не предвещало беды. Но вот (не забывал потом никогда) мне приснился очень неспокойный, страшный сон; я метался, было мне плохо. Я не помню этого сна, но плохой, плохой. Говорю Саше об этом сне, говорю: что-то со мной должно случиться. Он посмеялся, ответил, что я объелся на ужине.

В середине дня, только что мы вернулись с какого-то учения, меня вызывают к начальнику школы. Сердце ёкнуло. Закралась тревога. Прошло 56 лет, а помню, словно вчера было. Начальник спрашивает, откуда я прибыл, где учился, где работал (а меня приняли как рабочего), кто отец, кто мать. А потом говорит, пришли документы из Селитьбы, где сказано, что твоя мать из кулаков, что она «лишенка». Это подтверждает и курсант Лоскутов из вашего села. Мы вынуждены вас исключить из школы. Всё помертвело, черно в глазах стало. Не помню, как вышел, как сдавал я форму, как одел какую-то гражданскую одежду. Это был стресс номер два. А мне было только 18 лет. И вот я второй раз почувствовал лично, что это такое – лишение прав родителей.

Это день в жизни, когда вдруг всё потемнело и изменился привычный мир – стал несправедливым, жестоким, и, как ни повернись – он бьёт тебя. Так у Ахматовой: «И упало каменное слово на мою ещё живую грудь. Ничего, ведь я была готова. Справлюсь с этим как-нибудь…»

При любом стрессе перехватывает дыхание (по-учёному это называется гипоксия). Надо учить организм бороться с ней. Непроизвольно мой организм боролся с ней – и победил; оказывается, сам организм создаёт такие вещества, которые защищают от влияния стресса кроветворную систему.

После изгнания в неурочное время я вышел из училища, Кремля. Что делать? Куда податься? В деревню – мать где-то в бегах, к сестре – муж её боится соприкасаться с чуждым элементом. Как оказалось, он уже имел объяснение с властями, что женат на дочери кулачки. А тут я – живой деверь.

Я поехал в Богородск (Горьковской области), где жила моя бывшая сноха Анастасия. Они приняли меня радушно. Я всё им рассказал. Я прожил у них с неделю, пришёл в себя, немного оттаял. У меня оказалась какая-то справка из села, кто я, откуда я. Имущества никакого. Денег нет, дала Анастасия.

И я подался в Москву-матушку.

Совпадения – проходы в тайный мир

Дальнейшие события повести К.В.Рубанова не имеют отношения к теме этой книги, за одним исключением.

В моей биографии и биографии моего деда однажды случилась фантастическая, мистическая перекличка; теперь я подробно её опишу. Событие – невероятное, убедившее меня в существовании тайных, странных, неведомых закономерностей, тоннелей, кротовых нор, ведущих в тайный мир; событие, сильно поколебавшее моё рациональное мировоззрение.

В июле 1986 года я, окончив десять классов школы, сдавал вступительные экзамены в Московский Университет, на факультет журналистики. Сдал на «четвёрки» – и не набрал нужной суммы баллов. По совету умных людей немедленно перебросил документы с дневного отделения на вечернее – там проходной балл был ниже. Но и в списке принятых на вечернее отделение себя не увидел: не хватило одного балла. Очень