Повесь луну. История Салли, которая берет судьбу в свои руки - Джаннетт Уоллс

– Сесил, когда-нибудь я задумаюсь о браке, но сейчас мне нужен советник!

– Мне правда хотелось бы иметь для этого силы. – Сесил обессиленно оседает в кресле.

– Видишь, даже такой короткий разговор утомляет его донельзя. – Луиза подает мне чашку кофе. – На, возьми и оставь его в покое.

– Ладно. Извините. – Я беру чашку и ставлю ее на стол. Мне не нужен кофе. Я и так вся на нервах, и у меня сводит живот. – Том, всегда планировалось, что ты получишь диплом, а потом вернешься работать на Герцога. Но диплом тебе не нужен. Возвращайся сейчас. Я буду платить тебе столько, как если бы у тебя уже был диплом.

– Если бы это зависело от меня, Салли, я бы это сделал. Сегодня же. Ты ведь это знаешь, правда? Но теперь это зависит не только от меня.

– Что зависит не только от тебя?

Это жена Тома, Эми, спускается по лестнице, откидывая за спину длинные светлые волосы, приглаживая их длинными бледными пальцами. Она садится рядом с Томом, скрещивая длинные ноги. Она почти такая же высокая, как он, и я совершенно уверена, что на ней сейчас рубашка Тома. Я встречалась с Эми только дважды, и то мельком. Она забавна на свой язвительный «городской» лад, который перестает быть забавным, когда ее язвительность направлена на тебя.

– Я тут делаю вашему мужу предложение, – говорю я, – присоединиться к «Кинкейд Холдингс».

– Вы имеете в виду, работать на самогонщиков!

– Мы – диверсифицированная частная корпорация. Он будет моим юридическим советником.

– И поселится в Кэйвуде? – Эми хохочет, сверкая идеальными белыми зубами. – Это не просто скучно, это опасно! Моего мужа едва не убили в этой вашей деревенской перестрелке. Я была в ярости на него, когда узнала об этом. На вас на всех.

Она смотрит на каждого из нас по очереди, чтобы убедиться, что мы понимаем: это ее суждение действительно касается всех. Потом она кладет руку на бедро Тома.

– Знаешь, милый, я думаю, пора нам возвращаться в Джорджтаун. Твоя рука почти зажила. Пойду-ка я собираться, мы можем успеть на вечерний поезд.

Мы смотрим, как Эми поднимается по лестнице, шагая через одну ступеньку.

– Эта женщина не станет стесняться, сообщая, что у нее на уме, – говорит Луиза.

– Я попробую поговорить с ней, Салли, – говорит Том, – но она способна быть такой же упрямой, как ты.

Том уходит по лестнице вслед за женой, Сесил и Луиза так и сидят молча. Такое ощущение, будто они не здесь, а где-то очень-очень далеко. Недосягаемо далеко. Я чувствую себя так же, как тогда, когда Герцог отослал меня в Хэтфилд. Совершенно одинокой. Двое мужчин, на которых, как мне казалось, я всегда могу рассчитывать, ничем мне не помогут. Я не боюсь тяжелой работы, или того, что скептики будут высмеивать меня, или что придется давать бой врагам. Я ко всему этому готова – и все же понимаю, что мне нужен кто-то рядом, не для того чтобы указывать мне, что делать, а чтобы давать мне варианты, советовать притормозить, или прибавить скорость, или продолжать, или не делать ничего. У Герцога такой человек был. Но я предоставлена самой себе. И не знаю, смогу ли делать все это одна.

Глава 38

Толпа кружит водоворотом внутри Универмага. Я смотрю на них сквозь большое зеркальное окно, на мужчин и женщин, которые некогда обращались к Герцогу за помощью, за советом, чтобы о них позаботились, чтобы удостовериться, что в худшие времена они не остались одни.

Теперь все эти люди задаются вопросом, могут ли они обратиться ко мне, справится ли с этой работой новая глава клана Кинкейдов, эта юная выскочка, совсем еще девчонка, которая не так давно трудилась прачкой в Хэтфилде.

Я открываю дверь, звякает колокольчик, и я двигаюсь сквозь толпу, кивая, улыбаясь, пожимая руки, принимая объятия и соболезнования, но очень скоро толпа умолкает, все отступают, точно это уже не толпа, а аудитория, и до меня начинает доходить, что они ждут от меня каких-то слов, чего-то такого, что даст им утешение или, может быть, надежду.

Я делаю глубокий вдох и медленно выпускаю из груди воздух.

– Как вы все знаете, моя сестра Мэри Кэнон прошлой ночью скончалась. – Я перевожу дух. И куда теперь дальше? – У Мэри была добрая душа…

Эта фраза рождает тихий гул несогласия и даже пару свистков.

– А ну, помолчите-ка все! Моя сестра делала то, что она делала, потому что искренне верила, что выполняет Божью работу – и что Бог на ее стороне. – Я снова делаю паузу, зная, что то, что я скажу дальше, будет просеяно сквозь мелкое сито, будет повторено сегодня за ужином, разойдется по всему округу. – Что ж, пути Господни неисповедимы, и, как сказал однажды один человек, который намного мудрее меня, я не стану говорить вам, что Бог на моей стороне, но чертовски крепко надеюсь, что я на стороне Бога[26].

Раздаются смешки, в них слышится облегчение.

– Моя добрая сестра была полна решимости помочь людям округа Клэйборн, даже если это означало убить нас.

Снова смешки, и я припоминаю, как Герцог говорил, что, если сможешь заставить своих людей смеяться в такие трудные времена, когда они сталкиваются с переменами и полны страха, – а они всегда сталкиваются с переменами и полны страха, – они будут любить тебя за это.

– Все, что вы видите перед собой в эту минуту, – это худющая, с дрожащими коленками девчонка, которая не так уж давно жила со своей теткой в нищете, с хлеба на воду перебиваясь, стирая за больными покрытые пятнами простыни. Но, как вы, народ, знаете, мы, девчонки-горянки, можем быть крутыми! Мы можем и землю пахать, и корову доить, и оленя стрелять, и кабана валить – так же, как любой мужик!

– Уи-о-о-о-оу! – какая-то женщина издает залихватский горский клич.

Набираю в грудь воздуха.

– А еще все вы видите перед собой одну из Кинкейдов, рожденную в Большом Доме, выросшую у ног Герцога, единственную из его детей оставшуюся в живых. Народ, впереди нас ждет ухабистая дорога, и я не собираюсь стоять тут и делать вид, что у меня на все есть ответы, раздавая обещания, которые не будут выполнены. Но я пообещаю вам вот что. Я на вашей стороне! Я буду драться за вас! Вы можете мне доверять!

Люди начинают хлопать, и долю секунды мне кажется,