Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

где находится бабушка, и типично по-американски, без всякого предупреждения, на интуристовской машине махнули к ней. На бабушку это произвело столь сильное впечатление, что с ней случился не то гипертонический криз, не то инсульт.

Юлия Васильевна была замужем за датчанином, известным экономистом Владимиром Федоровичем Гефдингом. У них было три сына – Василий, Владимир и Олег. С одним из них, Василием, профессором математической статистики, она и приехала. Сейчас в живых остался, кажется, только Олег. Через свою сестру бабушка восстановила связь с дочерью Анастасией, которая и сейчас живет в Брюсселе. Ей под девяносто лет[54].

С Юлией Васильевной и Василием Владимировичем мне довелось встретиться в Ленинграде. С Василием Владимировичем встречался несколько раз. Юлия Васильевна непрерывно курила, у нее было пергаментное лицо. Когда я заметил, что ей вредно курить, она сказала: «Я закурила во время революции». И вновь, как и при ответе бабушки по поводу задатка, я понял, какая дистанция нас разделяет.

Бабушка была незаурядным человеком. Уже в глубокой старости она увлеклась индийской философией. У нее собирался небольшой кружок старых интеллигентов, которые читали книги об индийской философии на английском языке (хинди они не знали) и комментировали их. В их числе были отец известного балетмейстера Игоря Моисеева, латинист Розенталь и другие.

К бабушке и Евгении Ивановне захаживал их давний знакомый, окончивший юридический факультет Московского университета. Он учился вместе с К. А. Граве и Д. М. Генкиным. Граве он считал человеком солидным, а вот Генкина оценивал невысоко. «Он уже в студенческие годы якшался с социал-демократами», – говорил их однокашник. Д. М. Генкин был действительно человеком примечательной судьбы. С его сестрой находился в гражданском браке Емельян Ярославский (Губельман). Во время Первой русской революции она занималась транспортировкой оружия и была растерзана монархистами. О ее судьбе рассказано в фильме «Товарищ Арсений». Сам Генкин давал рекомендацию в партию М. Ф. Шкирятову, впоследствии одной из самых зловещих фигур сталинского руководства[55]. Генкин был также делегатом Объединительного съезда РСДРП в Стокгольме (1907 год), причем проходил по списку меньшевиков. В дальнейшем он вышел из партии и вновь вступил в нее незадолго до своей кончины. Заявление Генкина о вступлении в партию поддержал М. А. Суслов, который слушал его лекции в Плехановском институте.

Бабушка моя, по линии отца, Зинаида Васильевна, 1881 г. рождения, была незаурядной женщиной. Родилась она в смешанном браке: отец Василий Александрович Введенский – русский, мать Юлия Карловна, урожденная Егерт – немка. Бабушка вступила в брак с моим дедом, графом Николаем Алексеевичем Толстым. Злые языки говорили, что обменяли состояние на титул: к моменту вступления бабушки в брак Василий Александрович был состоятельным человеком, и ее выдали замуж с приданым, а Николай Алексеевич мог предложить взамен только свой титул. Брак оказался неудачным и вскоре распался. Уж очень они были разными. Бабушка всю жизнь стремилась к знаниям. Окончив с золотой медалью классическую гимназию в Воронеже, где ее отец, мой прадед В. А. Введенский был управляющим Юго-Восточных железных дорог, бабушка, родив в браке с Н. А. Толстым троих детей – Татьяну, Анастасию и Кирилла, моего отца, продолжила образование в Швейцарии, в Лозаннском университете. Детей оставила на попечение своих родителей, прислуги и гувернанток. Дед, окончив юридический факультет Московского университета, служил в Министерстве уделов, в ведении которого находилось имущество царской семьи (до революции казенное имущество и имущество царской семьи строго различалось). Судя по воспоминаниям знавших его людей, дед вел довольно беспорядочный образ жизни: увлекался цыганами, карточной игрой и псовой охотой, менял женщин, любил кутежи и застолья, что и закончилось для него трагически. В 1907 году он сгорел во время пожара, охватившего дом, где он находился вместе с женой Татьяной Константиновной, урожденной Шиловской, по первому браку Котляревской, известной исполнительницей цыганских романсов, своим братом Никитой Толстым, братьями Шиловской, приятелями и друзьями. Большинство из них также погибли. В числе уцелевших жена Николая Алексеевича и его брат Никита.

После разрыва с Н. А. Толстым бабушка вступила в гражданский брак с потомственным дворянином Николаем Федоровичем Басовым, но узаконить отношения с ним смогла лишь после революции. В справочниках «Весь Петербург», издававшихся до революции, она по-прежнему значилась как графиня Толстая. Н. Ф. Басов умер от голода во время блокады Ленинграда.

После смерти бабушки в ее архиве осталось множество стихов, написанных ею как до революции, так и в последующие (20–30-е годы), а также сделанных ею переводов. Стихи и переводы дореволюционных лет перепечатаны на пишущей машинке со старым правописанием.

Одно из этих стихотворений, написанных за десять дней до начала Первой мировой войны (!), можно назвать провидческим. В нем сделан поразительно точный прогноз как на двадцатый, так и наступивший двадцать первый век. Бабушке было тогда 33 года. Вот оно.

Страшный призрак

В тумане встало грозное виденье,

Неотвратим кровавый страшный миг —

Ужели наступает час паденья

Того, что труд веков воздвиг?

Зловещим заревом объяты дали,

И криком брани полнится земля.

Навстречу смерти люди дружно встали,

Покинув мирные поля, —

Полки идут, за ними неутешно

Струятся слезы будущих сирот —

А страшный призрак близится неспешно

И жертвы новые берет.

Зачем? Каких велений тайных рока

Он, исполнитель грозный и слепой,

Несет плоды ужасного оброка,

Как бич взметнувшись над толпой?

Чем разрешится распря роковая?

Искупится ль содеянное зло,

И скоро ль жизнь, кровавый след смывая,

Вернется в мирное русло́?

20 июля 1914 года

О том, человеком какой силы воли была моя бабушка, красноречиво свидетельствует и такой факт. До войны бабушка преподавала в институте иностранных языков, который располагался недалеко от Смольного. Интересная деталь: в послевоенные годы в том же здании несколько лет находился юридический факультет нашего университета, где преподавал я. Диплома об окончании учебного заведения в дореволюционной России или в Советском Союзе, кроме аттестата об окончании классической гимназии, она не имела, а диплом, полученный в Швейцарии, у нас в то время не признавался. Чтобы продолжить преподавание в институте иностранных языков, бабушке нужно было получить диплом об окончании отечественного высшего учебного заведения. Для этого она в 1938 году поступила на заочное отделение того же института, в котором сама преподавала. Примечательно то, что диплом об окончании института, который у меня хранится, она получила 17 декабря 1941 года в период блокады Ленинграда, когда от голода, артобстрелов и бомбежек гибли тысячи людей (блокада началась