Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин

Затем направлялась в парадные залы. Все они, за исключением Тронного (Андреевского), были уставлены швейными машинками и рабочими столами, за которыми сотни женщин из самых разных социальных слоев создавали теплые вещи, белье, бинты. «С утра до вечера, – замечает А. А. Олсуфьева, – в течение всей войны этот трудовой улей работал для армии, и Великая княгиня с радостью видела, что огромные вызолоченные салоны едва вмещают работающих… Все ее дни были заняты этой работой, которая достигла огромных размеров. Это было целое министерство, целый департамент, отличавшиеся от большинства министерств тем, что сотрудники никогда не имели праздничного времени». Готовые изделия упаковывались, снабжались ярлыками и отправлялись на фронт.

Одновременно упомянутый выше Особый комитет Великой княгини взялся за формирование летучих санитарных отрядов, предназначенных для оказания срочной помощи раненым сразу после сражения. В Петербурге их создавали Красный Крест и учреждения императрицы Александры Федоровны; в Москве девять отрядов, каждый из которых включал двух врачей, четырех фельдшеров и двенадцать санитаров, сформировались под патронажем Елизаветы Федоровны. Первый из них был отправлен на театр военных действий 22 апреля 1904 года. В Потешном дворце в присутствии Великокняжеской четы отслужили напутственный молебен, после чего Елизавета Федоровна пожелала отряду успешной работы и благословила образочками каждого из его сотрудников.

К этой и без того колоссальной деятельности прибавятся отправка в действующую армию походных церквей, работа в Исполнительной комиссии по бесплатному размещению больных и раненых воинов, эвакуированных с Дальнего Востока, снаряжение плавучих (на баржах) и этапных лазаретов для перевозки раненых, создание отряда для борьбы с заразными болезнями. Заботы о получивших ранения на фронте отразятся и в открытии на берегу Черного моря «Елизаветинской санатории», построенной в кратчайшие сроки и оборудованной всем необходимым. Забегая вперед скажем, что Великая княгиня не оставит без внимания пострадавших на войне даже после гибели мужа, создав во время личного траура Комитет по оказанию помощи жертвам Русско-японской войны и Сергиево-Елизаветинское трудовое убежище для увечных воинов, возведенное на средства, завещанные Сергеем Александровичем. Несколько солдат она поместит на излечение у себя в Ильинском, а для трудоустройства уходящих в запас воинов маньчжурской армии учредит специальное Бюро.

Между тем ход военной кампании принимал все более неблагоприятный оборот, настроения в обществе заметно ухудшались и вскоре вылились в почти поголовное недовольство государственной политикой. Елизавета Федоровна с тревогой наблюдала, как сложившаяся ситуация угнетает супруга, как ужасает его очевидная растерянность правительства. Сергею Александровичу было ясно, что приближается страшная катастрофа, предотвратить которую в одиночку он попросту не в силах. Необходимого же подкрепления не предвиделось. «Один в поле не воин, – написал он младшему брату еще в год убийства Боголепова. – При Саше было другое дело; я чувствовал, что мог быть полезен, а теперь кому и чему?? Один вздор выходит, да и устал я, и нервы расшатались». Уже тогда Великий князь стал серьезно задумываться об оставлении административной службы, но вначале теплилась еще какая-то надежда на выправление положения, а затем чрезвычайные условия военного времени заставили его мобилизовать свои последние силы. Теперь и они подходили к концу.

15 июля в Москву пришло сообщение о новом теракте в Петербурге. На сей раз жертвой злодеев стал министр внутренних дел В. К. Плеве, а орудием убийства – разрывной снаряд, брошенный под его карету. Погибший сановник был весьма яркой личностью – жесткий, бескомпромиссный политик, убежденный консерватор, активный борец со всякого рода крамолой. Не случайно за его назначение так ратовал Сергей Александрович, а Елизавета Федоровна так радовалась согласию императора. «Он понял твою миролюбивую, святую натуру, – писала она Государю о новом министре, – и в то же время желание сражаться как честный солдат под высоко поднятым знаменем». Так что выбор боевиков был вполне понятен, как понятно и то, что среди следующих фигур, намеченных ими к ликвидации, одно из первых мест занял Великий князь Сергей Александрович.

«Мы живем на вулкане, – сообщала Елизавета Федоровна княгине З. Н. Юсуповой, – извержение будет – когда-то оно разразится и на кого падет? Никогда, никогда не думала, что доведется жить в такое ужасное тревожное время. Война, Бог даст, придет своим чередом, в конце концов, к славе и славному миру; но ко всем подвигам и крови, пролитой за честь, за любовь к Государю и к отчизне, дай Боже, чтобы не примешалась еще и другая кровь. Внутреннее брожение зреет с ужасающей быстротой, и остановить его уже невозможно. Давно ощущалось, что это надвигается – но чтобы так скоро!»

К «стрелкам» на пути Российского государства срочно кинулись неопытные люди, чьи поспешные действия грозили уже опрокинуть «состав». Совещания, дискуссии, заигрывание с либеральной оппозицией, разговоры о конституции… «Иногда думается, что все мы с ума сошли», – восклицал в дневнике Великий князь. Да и как иначе объяснить все эти попустительства антиправительственным собраниям, провокационным речам, подстрекательским статьям? И это в разгар тяжелейшей войны, когда так необходима сплоченность общества вокруг престола! Безумие, настоящее безумие! По мере сил и возможностей он еще пытался противостоять проникающим в политику и грозящим безопасности государства тенденциям, но вскоре понял, что при таком положении дел оставаться и далее на своем посту не может. Это было бы равносильно согласию с начинающимся «новым курсом», а следовательно, предательству собственных убеждений. Не желая мириться с попранием того, что он сам так долго и старательно укреплял, Великий князь окончательно принимает трудное решение об отставке.

Эта мысль созрела давно, хотя первоначально была скрыта даже от близких. Теперь же пора пришла. После тяжелого объяснения с императором прошение Сергея Александровича было принято, с 1 января 1905 года он освобождался от обязанностей генерал-губернатора, но оставлялся на посту командующего Московским военным округом. Вторая должность в сложившейся обстановке была более значительной, и Николай II вновь подчеркнул своим решением полное доверие дяде Сергею. Надежда оставалась. Всей душой болея за страну, вверенную любимому племяннику, Великий князь, даже отстраняясь от роли государственного человека, все еще пытался спасти Государя от опрометчивых, с его точки зрения, шагов: «Только и молюсь, чтоб Господь сжалился над нами! Умоляю тебя, не поддавайся либеральным влияниям с вызыванием без разбора людей для совещаний». Заметьте, ратуя за «твердый курс», Сергей Александрович никогда и никого не призывал к насилию. Не желая признавать, что альтернативой компромиссу при политическом кризисе могут быть только репрессии, он оставался убежденным противником кровопролития. Но в те самые ноябрьские дни, когда решался вопрос об отставке московского генерал-губернатора, из Парижа в Москву выехала группа террористов, тщательно прячущих под одеждой солидный запас динамита. Впрочем, запланированный взрыв должен был оказаться сокрушительным