Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин

* * *

2 января для согласования нового порядка управления в Москве бывший генерал-губернатор отправился в столицу. Попрощавшись с провожающими лицами на Николаевском вокзале, Великий князь вошел в вагон и в тот же момент услышал раздавшиеся на перроне выстрелы. Поспешив назад, он увидел, что охрана схватила какого-то юношу, который, как объяснили очевидцы, только что стрелял в генерала Д. Ф. Трепова. Недавний обер-полицмейстер не пострадал, но Великий князь счел необходимым лично осмотреть соратника и, лишь убедившись в том, что ни одна из трех выпущенных негодяем пуль не задела Трепова, вернулся в вагон.

Случай на вокзале подействовал на Сергея Александровича удручающе, но отнюдь не напугал. И в сам момент покушения, и в последующие дни им проявлялась смелость, граничащая с риском для жизни, демонстрировались несгибаемость и решительность. Самообладание не покинуло его и после того, как у полиции появились основания предполагать, что январский теракт был направлен непосредственно против Великого князя и лишь случайность – генеральская форма Трепова – сбила злоумышленника с толка.

Прозвучавшие на перроне выстрелы стали, очевидно, попыткой реализовать высказанные за месяц до них угрозы московской организации эсеров – ее ультиматум предостерегал генерал-губернатора и обер-полицмейстера от силовых действий против намеченной на 5–6 декабря манифестации. Действительно, в указанный срок перед резиденцией Сергея Александровича на Тверской улице собралась толпа молодежи. Шумели, кричали антиправительственные лозунги, вели себя крайне вызывающе. Стремясь не допустить массовых беспорядков, полиция до поры не вмешивалась в происходящее и только внимательно наблюдала. Тогда демонстранты прибегли к провокации – кто-то швырнул камень в окно генерал-губернаторского дворца. Звон разбитых стекол привел толпу в восторг, после чего стражи порядка поспешили разогнать хулиганское сборище.

Именно на это и рассчитывали эсеры, получившие теперь, по их мнению, «право на месть». Не ведая о прибытии из зарубежного центра специальной группы боевиков, действующей по собственной схеме, местные энтузиасты террора начали вынашивать планы покушения на Великого князя. Идеи выдвигались одна ужаснее другой. Кто-то из активистов вызвался совершить злодеяние в праздник Крещения Господня и с террасы памятника Александру II бросить бомбу в… крестный ход к Москве-реке, в котором обычно принимал участие Сергей Александрович. Обсуждение подобных замыслов вскоре дополнилось новым тактическим приемом – запугиванием. В адрес Великого князя стали поступать письма с угрозами, а по некоторым данным, анонимное предупреждение получила и Елизавета Федоровна – ее просили не сопровождать мужа, если она хочет остаться в живых.

После трагических событий, произошедших 9 января в Петербурге, ситуация в Первопрестольной обострилась до предела. Теперь на Сергея Александровича, как представителя Царской Фамилии, ополчилась и либерально-дворянская фронда. «Вся Москва, – вспоминал С. Ю. Витте, – представляла собою или явную, или скрытую крайнюю оппозицию». Конечно, именитые вольнодумцы не выходили в своих планах за рамки рассудка, но постоянным ворчанием, критикой и требованиями коренных перемен они упорно раскачивали правопорядок, будоражили московскую общественность и волей-неволей подталкивали экстремистов к действию.

Брошенный ему вызов Сергей Александрович принял по-рыцарски – с отвагой и благородством. Его адъютант В. Ф. Джунковский вспоминал: «Великий князь выезжал в определенные часы или в карете, или в одиночных санях. С того времени, как стали поступать сведения о готовящихся покушениях, Великий князь не изменил своих привычек, а только перестал брать с собой адъютантов, к нашей большой обиде… и ездил всегда один, никогда заранее не говоря, куда едет. Много мне пришлось говорить с ним по этому поводу и убеждать не выезжать всегда в определенное время, тем более что его выезды резко бросались в глаза… Великий князь оставался непреклонен и как бы нарочно бравировал, выезжая ежедневно в те же часы». Это и впрямь следовало понимать как демонстративный ответ врагам. «Я не боюсь!» – заявлял Сергей Александрович столь подчеркнутым игнорированием опасности. «Кто посмеет?» – читалось в каждом его проезде по городу.

Сочтя невозможным занимать после отставки генерал-губернаторский дворец, Великий князь вместе с семьей переселился в Александрию. Впрочем, резиденцию на Тверской он посещал почти ежедневно – разбирал книги, документы, личные вещи. В такие часы мысли невольно возвращали Сергея Александровича в прошлое, и то ощущение, которое он сам определил как «странное чувство», снова овладевало его душой. Приезжала в свои бывшие комнаты и Елизавета Федоровна, желавшая найти что-нибудь полезное для Кремлевского склада. В Нескучном же они погружались в столь милый сердцу домашний уют. Привычки и вкусы оставались прежними: встречи с желанными гостями, вечерние чаепития с обсуждением посещенного накануне театрального спектакля или концерта. Немалая часть свободного времени отводилась чтению для себя и для детей – в последнюю зиму Великий князь знакомил племянников со своей любимой книгой Гончарова «Фрегат “Паллада”».

Однако превращаться в затворников не собирались. Разгулявшийся над Россией ветер грозил превратиться в сокрушительный смерч, и сидеть при такой обстановке сложа руки для Сергея Александровича было немыслимо. Несмотря на то, что обязанности командующего военным округом не требовали его постоянного пребывания в Москве, Великий князь не покидал город, понимая, как нужен и важен сейчас накопленный им опыт, как необходимы его твердость и решительность. Каждое утро он подолгу совещался с сотрудниками, стремясь защитить Первопрестольную при любых условиях.

С известиями о петербургской провокации, получившей название «Кровавое воскресенье», беспорядки в Москве пошли по нарастающей. Уже на следующий день здесь бастовало 24 промышленных предприятия, через сутки их число почти удвоилось, а когда к стачке, начавшейся в Замоскворечье, присоединилось большинство заводов и фабрик Пресни, ситуация стала критической. Появилась и угроза безопасности Великокняжеской четы – занимаемый ею дворец в Нескучном оказался совсем рядом с охваченным волнениями районом. Однако покинуть любимую резиденцию Сергей Александрович согласился только после нажима подчиненных, да и руководствовался при этом больше тем, что контролировать положение дел из Кремля будет гораздо удобнее. 10 января в одиннадцать часов вечера стали спешно готовиться к переезду. Дети уже спали, их разбудили и, наскоро одев, посадили в карету. Рядом разместились Великий князь и Великая княгиня. Окна экипажа плотно занавесили, фонари погасили. Черной тенью выпорхнула карета из ворот старинного сада и стремглав помчалась по Калужской дороге. Покружив некоторое время по заснеженным улицам спящей Москвы, она влетела в Кремль и остановилась перед подъездом Николаевского дворца. Какая горькая ирония – ведь именно сюда, под сень куполов Чудова монастыря, без малого четырнадцать лет назад Сергей Александрович, подобно триумфатору, въехал под колокольный перезвон и приветствия ликующих москвичей. Именно отсюда начал он свое руководство Москвой и вот теперь именно здесь должен был найти нечто вроде убежища… Господи, да что же такое творится!

Долго пустовавший, а потому неотапливаемый дворец встретил прибывших холодом и сыростью. Для еще ранее простуженного Сергея Александровича подобные условия