Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

первым делом перетянуть на свою сторону народ, причем конкретными мерами, не дожидаясь удобных времен и созыва парламента. В отличие от них, большевики прекрасно понимали, что для привлечения народа на свою сторону одних обещаний – в которых они тоже не скупились и далеко превосходили своих противников – мало, необходимо подкреплять их какими-то крупными конкретными действиями популистского характера и делать это немедленно, не дожидаясь мира и других благоприятных обстоятельств.

Факт остается фактом: если поначалу большинство населения Сибири и Урала приветствовало колчаковский режим, то в дальнейшем его социальная база резко сузилась. Со стороны крестьянских масс поддержка сменилась преобладанием пассивности или даже сопротивлением (в виде дезертирства из армии и восстаний в тылу). И главная причина этого – вовсе не в произволе на местах и не в жестокости, как считали многие. Большевики были не менее, а то и более жестоки. Причина – в нерешенности насущнейшего земельного вопроса.

Рабочий вопрос

В рабочем вопросе были сохранены данный большевиками 8-часовой рабочий день и расширенные права профсоюзов (хотя официально закон о рабочем дне так и не был принят, оплата сверхурочных работ производилась исходя из 8-часовой нормы[492]). Правда, помимо того, что эти блага были уже предоставлены рабочим распропагандировавшими их (в своей массе) большевиками, вопрос осложнялся еще и тем, что часть рабочих, особенно низкоквалифицированных, выиграла от проведения коммунистами уравнительного принципа оплаты. Попытки администрации предприятий при белых изменить положение вещей часто вызывали протесты и проводились с трудом.

Учитывая интересы рабочих, Колчак сохранил Министерство труда во главе с меньшевиком Л.И. Шумиловским, знавшим их нужды и с помощью инспекторов труда добившимся известных результатов. Были восстановлены биржи труда, больничные кассы, в которые вносили 1/4 денег сами рабочие, а 3/4 – хозяева предприятий; при этом в советах касс хозяева имели лишь 1/3 мест[493]. Несколько повысились льготы кадровым рабочим: если раньше администрация обязана была предупреждать об увольнении за две недели и выплатить выходное пособие на этот же срок, то по новому закону, если человек проработал на предприятии более года, эти сроки повышались до месяца[494]. Разрабатывались коллективные договоры между трудовыми коллективами заводов и фабрик и их владельцами. При конфликтах рабочих с хозяевами нередко создавались примирительные камеры, третейские суды.

Сохранились и профсоюзы. Министр труда даже ратовал за развитие профсоюзного движения, говоря, что только оно «выведет рабочий класс в русло деловой работы… и поможет ему избавиться от гипноза заманчивых, но нереальных большевистских лозунгов»[495], имея в виду демагогию коммунистов о превращении рабочих в «подлинных хозяев» предприятий. При этом правительству пришлось преодолевать сопротивление части буржуазии (так, в марте 1919 года группа уральских горнопромышленников выступила против заключения коллективных договоров, ссылаясь на «разнообразие условий труда», низкую грамотность рабочих и т. п. «помехи»). Белогвардейская пресса писала: «Путь здорового профессионализма, избранный английскими тред-юнионистами, считающими себя не “его величеством пролетариатом”, а только частью великого единого целого государства, – путь доверия к государственной власти и участия в строительстве жизни, а не разрушения ее – единственный путь, идя по которому, русский рабочий может добиться улучшения своего экономического положения и расширения своих социально-экономических прав»[496].

С таким подходом соглашался и сам А.В. Колчак: выступая на открытии особого совещания представителей уральской промышленности в мае 1919 года в Екатеринбурге, он особо отметил необходимость улучшения быта и положения рабочих для эффективной работы на оборону[497].

И хотя в целом численность профсоюзов при Колчаке сократилась из-за преследований по обвинениям в антиправительственной деятельности, причастности к забастовкам и восстаниям (в случаях, когда их возглавляли скрытые большевики), сохранились и продолжали работать в основном те профсоюзы, где рабочие проявляли недовольство политикой большевиков и лояльность к белым. По некоторым данным, в Сибири профсоюзы объединяли всего около 1/3 рабочих и имели относительно слабое влияние[498]. На Урале этот процент был выше: из 42 тыс. уральских рабочих были объединены в профсоюзы 24 тыс., но из 26 уральских профсоюзов лишь 7 имели свои фабзавкомы[499].

При этом циркуляр Министерства труда от 31 мая 1919 года запрещал профсоюзам заниматься политической деятельностью. С марта 1919 года на время войны были также запрещены забастовки[500]. Строго говоря, так действовали и большевики: более того, они приравнивали забастовки против своей власти к «саботажу», т. е. к уголовно наказуемому преступлению и «измене революции». Не случайно пострадавшие от большевистских репрессий против стачек и от уравниловки рабочие Урала (в Перми, Ижевске, Воткинске), до революции хорошо зарабатывавшие на оборонных заводах, активно поддержали Колчака; к тому же, уральский пролетариат – в отличие от питерского, московского или донецкого – сохранял тесные связи с деревней, разоренной большевиками. В частности, рабочие Верх-Исетского завода в Екатеринбурге в своей телеграмме Верховному правителю, принятой на общем собрании, изъявляли готовность «всемерно помочь восстановить разоренную злоумышленниками и предателями (т. е. большевиками. – В. Х.) родину»[501]. Рабочие Златоустовского оружейного завода заслужили от Колчака особую благодарность за отличную работу. Исправно трудились на белую армию и рабочие военных заводов в Екатеринбурге, Перми, Нижнем Тагиле. Именно при Колчаке на уральских заводах впервые после революции начался рост производительности труда[502]. Выше говорилось и о практике индексации зарплаты в соответствии с прожиточным минимумом.

Нередко колчаковское правительство даже становилось на сторону рабочих в их конфликтах с предпринимателями, что показывает борьба вокруг законов о больничных кассах и примирительных камерах. В мае 1919 года совещание горнопромышленников в Екатеринбурге высказалось за необязательность решений примирительных камер, паритетность состава больничных касс от рабочих и от администрации и за неоплату их работы за счет предприятий. С резким протестом выступило совещание бюро профсоюзов Урала и бюро больничных касс, обвинившее горнопромышленников в классовом эгоизме в тяжелый для родины момент[503]. В этом конфликте министр труда Шумиловский поддержал рабочих и уведомил горнопромышленников, что «не видит достаточных мотивов» для удовлетворения их требований[504].

Об уровне жизни рабочих при Колчаке говорит тот факт, что в Екатеринбурге, например, в 1919 году слесарь Мотовилихинского завода получал 676 рублей в месяц, в то время как постовой милиционер – всего 375 рублей, то есть вдвое меньше[505].

Из этого, конечно, не следует, что правительство Колчака совсем игнорировало запросы предпринимателей. Правительственные ссуды частным предприятиям в 6 раз превышали ссуды земствам. Но при этом правительство стремилось учитывать интересы всех слоев общества, действовать в качестве объединяющей силы.

Другой вопрос, что политика белых не могла привлечь рабочий класс в целом (не считая наиболее высокооплачиваемой его части, как то было на Урале) на их сторону, поскольку рабочие в своей массе немало получили от большевиков (достаточно широкие права, 8-часовой рабочий день), были распропагандированы ими,