Тридевятое. Книга первая - Ирина Кизимова

— Ладно, так и быть. — недовольно согласилась, всё ещё пребывая в негодовании от этой затеи. — Добыть живую и мёртвую воду будет нелегко.

Она лёгким движением пальцев коснулась яблочка, заставляя его завертеться, проявляя нужную картинку.

— В мрачном месте у самой границы Нави, за пределам царства живых есть пещера, в ней ручейком течёт подземная река, сразу два потока переплетены там: тёмный как ночь с мёртвой водой и кристальный словно солнечный день — с живой. Ты должен собрать воду по отдельности в хрустальные сосуды, и, если хоть капля мёртвой попадёт в живую, Иван никогда не вернётся с того света.

— Ты знаешь, как войти туда? — Глеб разглядывал изображение, запоминая его в мельчайших деталях.

— На тропе в царство мёртвых есть развилка, только человек, связанный со смертью может её почувствовать, и выбрать правильное направление. Посему живым туда путь заказан. Ежели ошибёшься, то попадёшь прямиком на тот свет.

Глеб понимающе кивнул.

— Я должна напомнить тебе, что хоть ты и вплотную связан с этим местом, твоя магия всё равно будет там бессильна. Придётся всё делать так, словно ты самый обычный человек.

— Я уже забыл это чувство.

— В таком случае тебе придётся его вспомнить.

Яна задумчиво провела пальцем по краю блюдца, а затем продолжила.

— Как найдёшь тропу, следуй точно по ней, никуда не сворачивая. Всякое может померещиться, будь то чей-то образ или зов. Не оборачивайся и помни о своей цели.

— Не пойдёшь меня проводить? — усмехнулся Глеб.

— Если бы я могла, то сходила бы за тебя, но увы, я привязана к этому месту.

— Что ж, тогда не переживай, а лучше собери грибов для пирога. Я мигом обернусь. — попросил он девушку, которая оптимизма друга не разделяла.

— Я рада, что ты потихоньку становишься собой. — мягко улыбнулась она, услышав, что он наконец шутит просто и без язвительности.

— Прежний я никогда не вернётся. — разочаровал её Глеб.

— А хотелось бы. Ты был совершенно другим, когда только объявился здесь. — она демонстративно смахнула с щеки ностальгические слёзы. — Совсем перестал старшую уважать.

— До встречи.

Коротко попрощался темноволосый юноша и вышел в ночь.

Хотелось бы Яне остановить Глеба, но она не нашла способа переубедить этого упрямого болвана ни за все годы их знакомства, ни теперь. Доводы девушки Глеб обычно пропускал мимо ушей и делал всё по-своему, предпочитая набивать очередную шишку на лбу. Вот и сейчас, наблюдая, как он взмывает на коне в ночное небо, сердце невольно сжималось. Пусть Яна не знала никого талантливее и сильнее этого мрачного юноши, это не мешало ей волноваться.

В какой-то момент она почувствовала сильный толчок в спину. Избушка на курьих ножках виновато закудахтала, всё-таки нормальных человеческих мозгов у неё не было, так что и силу как обычно не рассчитала.

— Всё-всё! Я за него не переживаю! — успокоила нервничавшую Избушку девушка, поднимаясь с мокрой от ночной росы травы, потирая ушибленную спину.

Кудахтанье больше походило на ворчание.

— Ладно-ладно, разведи огонь в печи, этот болван точно вернётся голодным. — попросила она, ловко прыгая на лестницу и скрываясь внутри, загремев горшками.

* * *

Было холодно и темно.

Прямо как тогда у дверей Кощеева терема.

Это было так давно?

Иван открыл глаза, глядя в бесконечную черноту грозового неба над собой. Он попытался встать и услышал, как что-то громко хрустнуло. Переломившаяся стрела напомнила, что всё происходящее с ним точно не было сном. Царевич взял обломок и грустно повертел его в руке, невольно вспоминая о старших братьях. Он всё ещё не понимал, почему они решили расправиться с ним так жестоко, ведь можно было решить всё переговорами. Они бы пришли к единому мнению о том, кто должен быть царём, да и последняя воля батюшки ещё не была оглашена. Откуда Сергею знать, что наследником престола является именно Иван? Вопросов было много, но все они теряли свою значимость из-за одной простой истины — Иван уже был мёртв.

Наконец собравшись с мыслями, царевич поднялся, оглядевшись. Со всех сторон его обступали искорёженные сухие деревья, на которых не осталось ни листика, некоторые были до того искривлены, что казалось, вот-вот сломаются от тяжести, что прижимает их к земле. Лёгкий туман сизой речкой плыл под ногами, скрывая бегущую среди мрачного леса извилистую тропинку.

Мимо не пролетала даже одинокая птица, и не слышно было ни единого шороха или треска, насколько всепоглощающая пустота была вокруг.

Иван направился вперёд без цели, в надежде найти что-то похожее на дорогу, которая может вывести его из мрачного места. Хотя было неизвестно, есть ли здесь вообще какой-то выход. Тропинка резво бежала среди деревьев, в какой-то момент голые сучья сменились поросшими длинным нитевидным лишайником, во тьме напоминавшим чьи-то седые волосы, клочьями застрявшие среди ветвей. В некоторых местах идти было тяжело настолько, что ближайшим острым сучком впору было выколоть себе глаз. Иван отметил про себя, что это уже не важно. Боли от ран он больше не чувствовал, правда, говорить ещё не пытался, понимая, что скорее всего не сможет, да и не с кем.

Сколько времени он бродил по лесу, если само понятие «время» существовало на том свете, было не ясно, да и не важно. Мелькающие перед глазами деревья в какой-то момент стали сливаться в одну бесконечную ребристую полоску. Туман тоже усилился, поглощая всё вокруг словно ненасытная дымчатая пасть. На расстоянии вытянутой руки не было видно ни зги. Пару раз Иван приложился носом к из ниоткуда выплывшим деревьям, хладнокровно вправив его на место, в который раз отмечая, что больше ничего не чувствует не только физически, но и духовно. Пустота наполнила его душу, оставив где-то внутри зияющую дыру, наполненную лишь холодом и тьмой.

Мало-помалу туман начинал рассеиваться, открывая перед собой всё те же мерзкие деревья, уже осточертевшие до тошноты. Но внезапно мелькнувший огонёк вдалеке затеплился в пустой груди крохотной искоркой надежды и заставил царевича ускорить шаг. Он то удалялся, то приближался, дразнясь тусклым светом среди ветвей. То на мгновение возникал в соседнем кустарнике и так же быстро затухал. И вот когда царевич уже был готов сдаться, огонёк появился совсем рядом, освещая собой тёмную лесную опушку.

Царь Берендей сидел на поваленном дереве, вороша кривой палкой сухой хворост, звучно потрескивающий в живых языках яркого пламени.

— Батюшка… —