Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

акров среди густого леса и была окружена сплошным дощатым забором высотой от четырех до пяти метров, выкрашенным, как и здание, в зеленый цвет. Это место было несложно охранять, но поначалу там было шумно (с одной стороны находилось село Давыдково, откуда по ночам доносились пьяные вопли, с другой — товарная станция Москва-Киевская)[1137]. Какое-то время Сталин по-прежнему ночевал в своей новой кремлевской квартире и пользовался дачей в Зубалове, однако отсутствие Нади болезненно ощущалось им в тех местах, где они жили вместе. Вскоре он избрал Ближнюю дачу в качестве своего постоянного места жительства[1138].

Что касается Гитлера, он проживал в построенном в XVIII веке дворце Шуленбурга на Вильгельмштрассе, 77, который с 1871 года служил резиденцией канцлера, а в годы Веймарской республики обзавелся пристройкой в модернистском стиле, там же формально располагался рабочий кабинет фюрера. По его приказу дворец был отчасти перестроен: ему было возвращено изначальное великолепие, которому, однако, была придана изящная простота. В то же время мюнхенская квартира Гитлера (на Принцрегентенплатц, 16) была переделана в стиле баухаус, получив обширные, залитые светом и пустоватые интерьеры, имевшие поразительно современный облик. Их фотографии распространялись среди германской публики. Кроме того, Гитлер значительно расширил загородный дом-шале в приграничном альпийском городке Берхтесгаден в Оберзальцберге, куда он уезжал на выходные. В этом доме, переименованном в «Бергхоф» («Горный двор»), теперь было более тридцати комнат[1139]. Обширная столовая, кабинет и большой холл были отделаны швейцарским камнем и сосновыми панелями и обставлены мебелью в тевтонском стиле, которая была специально сделана чрезмерно крупной. Из венецианских окон и с террасы открывалась панорама покрытых снегами баварских Альп и далекой Австрии. Со временем весь этот горный район в целях безопасности был окружен высоким забором, но его недоступность для публики компенсировалась изображениями домашней жизни Гитлера, появлявшимися в периодике. В магазинах предлагались фотоальбомы со снимками, на которых Гитлер прогуливался с собакой на свежем горном воздухе или развлекал светловолосых детей в своем горном приюте. В продаже находились и открытки с фюрером, кормящим оленей на террасе, — фюрером сентиментальным и вызывающим симпатию[1140].

Тот факт, что у Сталина имеется частная резиденция в Москве, и тем более ее местоположение тщательно замалчивались, несмотря на то что вокруг нее выстраивался весь режим. В особом кремлевском гараже, забитом иностранными автомобилями, круглосуточно дежурила целая команда шоферов. Сталин купил для себя «роллс-ройс» 1929 года выпуска, но обычно ездил на «паккарде» — роскошной машине престижной марки, которую Сталин полюбил еще со времен Царицына (когда он ездил на открытом «паккарде» модели Twin Six)[1141]. В 1933 году для него в США был куплен новый Packard Twelve (Сталин катался на нем из Сочи в Абхазию и обратно, предпочитая ездить со сложенным верхом). Обычно он устраивался лицом вперед на откидном сиденье, которое раскладывал собственноручно. Один охранник сидел на заднем сиденье, второй — рядом с водителем. Машину подавали Сталину прямо ко входу в Сенат; Сталин выезжал из Кремля через Боровицкие ворота и далее ехал на запад по Знаменке, Арбату, Смоленской площади, Бородинскому мосту, Большой Дорогомиловской улице и старому Можайскому шоссе до неприметного крутого поворота налево в Волынском. Обслуживающий персонал называл этот путь «Военно-Грузинской дорогой», имея в виду реально существующую дорогу с этим названием на Кавказе.

По даче Сталин и его гости обычно ходили в тапочках (свои брюки он заправлял в носки). Все комнаты были соединены внутренней связью. Водонагреватель был выписан из-за границы. В отдельном здании, расположенном примерно в 200 метрах от главного дома, находилась кухня, снабженная традиционной русской печью, на которой Сталин любил полежать, когда у него обострялся ревматизм. Еще в одной постройке размещались русская баня и бильярдная. Мебель, двери и стенные панели были изготовлены ремесленниками со всей страны на московской фабрике «Люкс». Сталин выбрал для себя деревянную кровать, на которой спали рабочие. Вопреки легенде он ночевал в спальне (площадью примерно в 18 квадратных метров). Полы в доме тоже были деревянными. В столовой, располагавшейся справа от входа, имелись длинный стол, фортепьяно и граммофон. Сталин собирал пластинки, отдавая предпочтение легковесным романсам Петра Лещенко, написанным на танцевальную музыку, и особенно эмигранту Александру Вертинскому[1142]. Во время и после обедов и ужинов он проводил совещания с первыми лицами режима. Согласно Микояну, диктатор ел медленно, но аппетит у него был хороший. «Сталин очень любил рыбные блюда, — писал Микоян. — Несколько сортов всегда было: дунайскую сельдь очень любил… птицу любил: цесарок, уток, цыплят. Любил тонкие ребра барашка, сделанные на вертеле… Тонкие ребра, мало мяса, сухо зажаренные»[1143]. Лакоба привозил ему бараньи ребра из Абхазии.

На Ближней даче имелись и спальни для детей, однако Василий (тринадцатилетний) и Светлана (восьмилетняя) по-прежнему жили в кремлевской квартире под кабинетом отца, а на выходные и на лето уезжали в Зубалово[1144]. (26-летний Яков Джугашвили жил в Москве, на Грановского, 3.) Присматривать за детьми отныне приходилось Каролине Тиль, а также Паукеру, родившемуся в габсбургском Лемберге (Львове) сыну еврея-парикмахера, у которого он обучился этому ремеслу[1145]. Прыщавый Василий, рыжий, как и его мать, сначала ходил в школу № 20; Светлана начала учебу в школе № 25 — образцовой школе, известной «очень жесткой, строгой дисциплиной», как докладывал Сталину Паукер. (Туда же перевели и Василия[1146].) В школе, где для детей были организованы радиокружок и кружок электротехники, авиамодельный и автомодельный кружки, студия бальных танцев и театральная студия, стрелковая команда, парашютный кружок, устраивались волейбольные и хоккейные соревнования, а также экскурсии в Третьяковскую галерею и летние лагеря в Крыму, висел портрет их отца. До 85 % преподавателей не состояло в партии. Ближайший друг Василия имел прозвище Колхозник (его мать, деревенская женщина, мыла в школе полы). Но его друзья не могли приходить к нему домой. Иногда Сталин читал Василию и Артему вслух. «Как-то раз он смеялся почти до слез, — вспоминал Артем чтение сатирика Михаила Зощенко, — а затем сказал: „А здесь товарищ Зощенко вспомнил о ГПУ и изменил концовку!“»[1147]

Сын Сталина вырос бедокуром. Свои письма он подписывал «Рыжий Васька». Возможно, он шалил в том числе потому, что хотел напомнить о себе отцу. «О его поведении, — вспоминал начальник охраны Власик, — скрепя сердце приходилось докладывать отцу и расстраивать его»[1148]. Василий видел, что отец души не чаял в его младшей сестре, постоянно напоминая сыну, чтобы тот брал пример со Светланы[1149]. Та старательно училась под присмотром своей няни — Бычковой[1150]. «Сталин,