Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

квартиру в принадлежавшем Коминтерну отеле «Люкс», где также проживали молодой югослав Иосип Броз Тито и вьетнамец Нгуен Ай Куок, впоследствии получивший известность как Хо Ши Мин[1189]. (Вскоре Димитрову была выделена одна из 550 роскошных квартир в новом правительственном доме — элитном жилом комплексе, получившем известность как Дом на набережной; он был спроектирован Борисом Иофаном и построен Ягодой на месте винных складов на берегу Москвы-реки, в двух шагах от кремлевских стен[1190].) Сталин часто звонил ему. Димитров, поправлявший здоровье под Москвой на даче в Архангельском, в бывшем имении князей Голицыных и Юсуповых, просил о встрече с ним. 6 апреля по сигналу Сталина Димитрова сделали членом исполкома Коминтерна, а на следующий день у них состоялся разговор с глазу на глаз в «Уголке» у Сталина[1191].

Кое-кто из коммунистов, включая немцев, сумевших сбежать за границу от нацистского террора, выступал за поворот к сотрудничеству с другими левыми партиями[1192]. Однако Сталин подчеркивал необходимость отвлечь европейских рабочих от парламентаризма, отсутствие которого позволило русским рабочим проникнуться в 1917 году революционными настроениями. «Буржуазия всех стран скатится к фашизму», — говорил он Димитрову, считая, что благодаря этому коммунисты получат возможность привлечь на свою сторону рабочих, при условии, что последним растолкуют, что эра парламентаризма подходит к концу, и, следовательно, смогут переиграть социал-демократов. Тем не менее он указывал, что «мы не сможем сразу же и без всяких хлопот завоевать доверие миллионов европейских рабочих». В то же время он призывал Димитрова брать на себя руководство Коминтерном: «Куусинен хорош, но педант; Мануильский — агитатор; [Вильгельм] Кнорин — пропагандист! [Осип] Пятницкий слишком узок… Кто говорит, что эта „четверка“ не подлежит замене?» Молотов поддакнул: «Вы смотрели в лицо врагу. И теперь, после тюрьмы, вам надо брать дело в свои руки»[1193].

Во время первомайского парада 1934 года Димитров по настоянию Сталина стоял рядом с ним на Мавзолее, что всегда служило для кремленологов важным сигналом. Димитров, воспользовавшись возможностью, попросил о новой приватной аудиенции, когда это будет удобно диктатору; Сталин согласился принять его на следующий день. «Сами выбирайте, где и как появляться на публике и что писать, — поучал он Димитрова в своем „Уголке“. — Не поддавайтесь никаким уговорам»[1194]. Димитров вдохновлялся недавними событиями во Франции, где рабочие в ответ на антипарламентские мятежи ультраправых, монархистских и фашистских союзов забыли о межпартийных раздорах в левом крыле и совместно провели всеобщую забастовку с намерением не допустить, чтобы Франция пошла по пути Германии[1195]. «Стена между рабочими-коммунистами и социал-демократами должна быть разрушена», — заявил Димитров 11 мая прибывшему в Москву вождю Французской коммунистической партии Морису Торезу. Однако он имел в виду не сотрудничество с лидерами социал-демократических партий, а удвоение усилий с целью переманить на свою сторону рядовых партийцев[1196]. Ситуация еще больше обострилась 19 мая, когда на родине Димитрова, в Болгарии, в результате переворота к власти пришли силы фашистского толка. Тем не менее не только Сталин, но и Пятницкий (настоящая фамилия Таршис), Бела Кун, Вильгельм Кнорин, Соломон Лозовский (Дридзо) и Евгений Варга ненавидели социал-демократов и выступали против широкого левого антифашистского фронта.

Провалы

Сталин неоднократно вызывал для разговоров у себя в «Уголке» Артузова, точно предсказавшего действия Польши. (Когда сотрудники разведки входили в кабинет, Литвинов удалялся[1197].) В течение нескольких лет подряд советская военная разведка в Европе страдала от катастрофических провалов из-за пренебрежения элементарным правилом: она вербовала агентов среди членов местных коммунистических партий (которые находились под полицейским надзором)[1198]. В составленном Ягодой для Сталина и Ворошилова списке всех провалившихся агентов с именами, датами и причинами провала, занимавшем десять страниц, подчеркивались такие причины провалов, как «засоренность предателями», «подбор зарубежных кадров из элементов, сомнительных по своему прошлому и связям» и «несоблюдение правил конспирации», которые в сумме вели к тому, что Советскому Союзу скармливалась масса «дезориентирующих нас материалов»[1199]. 26 мая 1934 года Сталин назначил Артузова заместителем начальника военной разведки, в то же время оставив его главой внешней разведки ОГПУ, что являлось беспрецедентным сочетанием должностей[1200].

В течение месяца Артузов составил подробный доклад — его адресатами были Сталин и Ворошилов и не был Ян Берзин, номинальный начальник военной разведки, — в котором указывалось, что СССР фактически не ведет военную разведку в Румынии, Латвии, Эстонии, Финляндии, Франции и Италии. Артузов предлагал снова ввести запрет на вербовку иностранных коммунистов в качестве шпионов, больше платить зарубежным оперативникам и улучшить их жилищные условия. Также Сталин сделал фатальную ошибку, согласившись с рекомендацией Артузова упразднить аналитический отдел военной разведки, игравший роль центра, в котором оценивалась вся масса поступающей информации. Артузов указывал, что подобного всезнающего и потому ненадежного аналитического отдела не имеется в иностранном управлении ОГПУ (что было одним из его недостатков)[1201]. Военная разведка была подчинена непосредственно наркому обороны, полномочия которого соответственно расширились[1202].

Что касается контрразведки, ОГПУ утверждало, что один из советских шпионов в китайском Харбине был двойным агентом, который помог японцам ликвидировать часть советской агентурной сети на Дальнем Востоке[1203]. Сталин осведомился у Ягоды, кто из советских оперативников завербовал этого шпиона[1204]. Вызывает недоумение гораздо более важный случай. ОГПУ на основании расшифрованных телеграмм японского военного атташе Торасиро Кавабэ установило наблюдение за полковником Василием Смагиным, заведовавшим внешними сношениями Красной армии. «Нами точно установлено, что Смагин в январе 1934 года, пользуясь своими личными служебными возможностями, взял у рядового сотрудника IV-го Управления [военная разведка] на дом на 3 дня 57 карточек секретного агентурного материала о Японии и 29 карточек по Китаю, что к его текущим служебным обязанностям не имеет никакого отношения», — писал Ягода. Сталин подчеркнул и этот фрагмент, и другой, в котором говорилось о связях Смагина с Кавабэ. Тем не менее Смагин был всего лишь уволен и остался без работы — и в конце концов получил место преподавателя[1205].

«Ночь длинных ножей»

После отказа Гитлера от членства в Лиге Наций во Франции начало разрушаться послевоенное табу на идею о каких-либо «союзах»[1206]. С момента прихода Гитлера к власти Литвинов призывал заключить против него региональный пакт, позаимствовав из лексикона Лиги понятие «коллективная безопасность» и указывая, что «мир неделим» (то есть либо все страны живут в мире, либо ни одна из них не будет знать мира). Ленин расценивал Литвинова как «самого крокодилоподобного из наших дипломатов», способного вцепиться в человека и уже