Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

Клоунада

Учредительный съезд Союза советских писателей в итоге открылся 17 августа 1934 года; на него прибыло 597 делегатов (включая 377 с решающим голосом) и 40 зарубежных гостей[1269]. В ряды союза было принято около 1500 членов и 1000 кандидатов в члены: 1535 человек из их числа жили в РСФСР, включая немногим более 500 в Москве, 206 — на Украине, около 100 — в Белоруссии, 90 — в Армении, 79 — в Азербайджане и 26 — в Туркменистане. В партии состояло около трети членов союза и около половины делегатов съезда[1270]. «Буквально все писатели подали заявления о вступлении в Союз писателей, — заявил на предшествовавшем съезду собрании партийных членов союза только что назначенный заместитель начальника отдела культуры ЦК. — Нет такого писателя, который не подал бы заявление, кроме Анны Ахматовой»[1271]. Это было преувеличение, но несильное. «Уже на пороге открытия неожиданно встал вопрос, как украсить Колонный зал Дома Союзов, — вспоминал один из организаторов мероприятия. — …некоторые уж вовсе фантастические проекты» были неприемлемы. «На последнем совещании, происходившем в кабинете у [Алексея] Стецкого [заведующего отделом культуры и пропаганды]… я предложил: развесить в зале портреты классиков. Стецкий встал, пожал мне руку — вопрос был решен»[1272].

Съезд писателей — грандиозное событие, освещавшееся по радио и снимавшееся для киножурналов, — продолжался 16 дней. Рядом с Домом Союзов толпились люди в надежде хоть мельком увидеть знаменитых литераторов. Съезд открыл Горький, чье появление на трибуне было встречено овацией. В своем докладе «О советской литературе» он в сжатом виде изложил историю литературы с момента ее зарождения, не упомянув ни одного советского писателя, и завершил выступление невнятным призывом к созданию «фольклора трудящегося народа»[1273]. Самуил Маршак выступил с докладом о детской литературе (19.08), Радек — с докладом о литературе умирающего капитализма (24.08), Алексей Толстой — с докладом о драматургии (27.08)[1274]. «Все полны съездом, о Западе через правительственные очки», — лаконично резюмировал содержание длинных выступлений поэт и прозаик Михаил Кузмин[1275]. Жданов сообщал в Сочи (28.08), что «съезд хвалят все вплоть до неисправимых скептиков и иронизеров, которых так немало в писательской среде»[1276]. Напротив, чекисты со слов осведомителей доносили, что Михаил Пришвин и Пантелеймон Романов высмеивали «отменн[ую] скук[у] и бюрократизм» съезда, а писатель-романтик П. Рожков назвал съезд «сонным царством». Исаак Бабель окрестил его «литературной панихидой»[1277].

Откровением стал зачитанный 20 августа доклад о грузинской литературе, с которым выступил ректор университета Малакия Торошелидзе, по настоянию Сталина начавший со Средних веков. Он привлек наибольшее внимание по сравнению с другими докладами о национальных литературах СССР и послужил толчком к дискуссии о достижениях, оставшихся не замеченными из-за одержимости Европой[1278]. Француз Мальро, самый авторитетный из иностранцев, присутствовавших на съезде, в своем заранее подготовленном выступлении, зачитанном переводчиком, отмечал: «Если писатели действительно инженеры душ, то не забывайте, что самая высокая функция инженера — это изобретение. Искусство — не подчинение, искусство — это завоевание. (Аплодисменты.)» И далее: «…вы должны знать, что только действительно новые произведения смогут поддержать за границей культурный престиж Советского Союза, как поддерживал его Маяковский, как поддерживает его Пастернак. (Аплодисменты.)»[1279] В этом заключалась самая суть дилеммы, стоявшей перед Сталиным.

Когда романист Федор Гладков пригласил Ивана Кириленко (г. р. 1902), известного своими твердолобыми взглядами, и других украинских писателей на «чай», те отказались, опасаясь, что это будет расценено как «групповщина»[1280]. Сотрудники НКВД выявили среди делегатов съезда нескольких бывших эсеров, анархистов, националистов и членов антисоветских «организаций». Кто-то распространял среди членов иностранных делегаций анонимную листовку; НКВД конфисковал девять экземпляров этой листовки, написанной карандашом, и пытался по почерку определить автора. «Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, вы собираете антивоенные конгрессы, вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг, — все это хорошо, — утверждалось в листовке. — Но почему мы не видим вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным… Почему вы не устраиваете библиотек по спасению русской литературы… Мы лично опасаемся, что через год-другой недоучившийся в грузинской семинарии Иосиф Джугашвили (Сталин) не удовлетворится званием мирового философа и потребует по примеру Навохудоносора [так], чтобы его считали, по крайней мере, „священным быком“»[1281].

Сталин из Сочи через свою правую руку в Политбюро отдал приказание о том, чтобы оно постановило освещать съезд не только в «Вечерней Москве» и «Литературной газете». «Надо обязательно печатать в „Правде“ или „Известиях“ доклады представителей Украины, Белоруссии, Татарии, Грузии и других республик, — писал он Кагановичу и Жданову (21.08.1934). — Надо печатать их полностью или минимум 2/3 каждого доклада. Доклады националов не менее важны, чем всякие другие доклады. Без их опубликования съезд писателей будет бесцветный и не интересный. Если потребуется для этого дать вкладные листы, надо их дать не жалея бумаги»[1282]. Кроме того, диктатор был возмущен несерьезным отношением партийных организаций Бурят-Монголии, Якутии, Республики немцев Поволжья и Башкирии к этому мероприятию. «Съезд писателей представляет очень важное дело, ибо он оформляет и укрепляет интеллигенцию народов СССР под флагом советов, под флагом социализма. Это очень важно для нас, для дела социализма. Указанные республики оказались в хвосте событий, оказались оторванными от живого дела и тем опозорили себя. Мы не можем проходить мимо такого провала»[1283].

Съезд обошелся в 1,2 миллиона рублей, значительно превысив свой бюджет; вместе с завтраками, обедами и ужинами в день на одного его участника уходило около 40 рублей. Между тем средняя цена обеда в рабочей столовой составляла 84 копейки, в столовой для служащих — 1 рубль 75 копеек; обед в коммерческом ресторане стоил 5 рублей 84 копейки[1284]. (В 1934 году заработная плата рабочего в среднем составляла 125 рублей в месяц, заработная плата школьного учителя — около 100 рублей.)

Делегаты могли посетить московский Музей западного искусства, им предлагались экскурсии в планетарий, билеты в кино на «Путь энтузиастов» и «Три песни о Ленине» Дзиги Вертова. В одном из московских театров шла пьеса «Чудесный сплав» — комедия Владимира Киршона о молодых оптимистах. Пастернак с компанией сходили на пробу в недавно открытый в Москве грузинский ресторан «Арагви», где обед стоил небольшое состояние. Подавляющее большинство делегатов участвовали в торжествах по случаю