Все под контролем - Том Саттерли

Из-за интенсивных боевых действий Соединенные Штаты не могли восстановить инфраструктуру Садр-Сити. Это означало, что миллион человек оставался без электричества, воды и канализации. Основные дороги были настолько насыщены самодельными взрывными устройствами, что их объявили небезопасными для гражданского транспорта, да и для наших войск они были ненамного безопаснее. Разумеется, лидеры восстаний обвинили в отсутствии прогресса американцев — отличный инструмент вербовки для врага.

*****

Садр-сити являлся шиитским анклавом, поэтому в нем было сильно иранское влияние. Поначалу, из-за принятой политики, если во время «ударов» нам попадались иранцы, мы должны были обращаться с ними по-другому и передавать в вышестоящий штаб. Но в конце концов в какой-то момент во время ротации мы получили право задерживать их, как и любых других отморозков.

Поскольку с ними стали сталкиваться все чаще и чаще, нам пришлось научиться разговаривать с ними. Однажды во время полевого допроса на объекте, мой переводчик сказал иранскому задержанному, что я «аятолла Томала». Похоже, это придало мне некоторую уличную значимость, и задержанный начал говорить.

Как бы плохо ни обстояли дела в Садр-Сити, в других местах они были ненамного лучше. Мы постоянно проводили спецоперации по всему нашему району ответственности, концентрируясь на любом руководстве, управляющих деньгами или особо важных целях, приказы на ликвидацию или захват которых поступали свыше.

Было ясно, что ни мы, ни американские военные в целом не в состоянии уничтожить всех боевиков, будь то бывшие солдаты режима, религиозные ополченцы или джихадисты. Один падет, а десять других появятся или проберутся из Сирии или Ирана. Но мы полагали, что если перекрыть поток денег и оружия и уничтожить самых «умных», планировщиков, которые мыслили стратегически, и лидеров-демагогов, которые мотивировали людей умирать за них и их дело, то нам удастся победить в этой борьбе.

Мы всегда играли с плохими парнями в кошки-мышки, вот только в этом состязании победители оставались жить, а проигравшие — нет. Возможно, у врагов был менталитет каменного века, когда речь шла о правах человека, но они были далеко неглупыми и не ждали, когда мы появимся и убьем их.

Они сидели и наблюдали за нашей работой, возможно, иногда даже из дома напротив, а затем разрабатывали план. Они учились устанавливать мины или СВУ вдоль тропинок, по которым, как они знали, мы будем ходить, или выстраивали их вдоль стены, ведущей к входной двери, зная, что мы соберемся там перед входом.

Они научились начинять взрывчаткой целые дома, а затем по наводке сообщали, что внутри находится важный объект, после чего, когда операторы штурмовали здание, они его взрывали. Во время одной из операций эскадрона, вокруг бойцов взорвали дом; чудом никто из операторов не пострадал, но террорист и его ребенок погибли. Жена подрывника была зла на наших ребят. Моя реакция, когда я узнал об этом, была такой: «Не живите с террористом-смертником».

В ответ на это мы стали быстро оценивать обстановку, как только входили в здание. Нужно было действовать быстро и опережать в принятии решений террористов. Войти и оценить, после чего продолжить «зачистку» или выйти. Всё должно было происходить в течение нескольких секунд, и все участники должны были смотреть по сторонам. Если что-то было не на месте или казалось странным, следовала немедленная эвакуация.

Несколько раз это спасало нам жизнь. В одном случае отряд вошел в дом и увидел, что он совершенно пуст, — кроме мобильного телефона на столе там не было ничего. Это показалось кому-то странным, и он потребовал немедленной эвакуации. К счастью, все успели выбраться из дома до того, как зазвонил телефон и дом взлетел на воздух.

Хитрость состояла в том, что никогда нельзя было привыкать делать одно и то же, одним и тем же способом, в любое время. Наличие шаблона в виде типового порядка действий в Могадишо позволило противнику изучить наши привычки и придумать ответные меры. Я постоянно менял способы подхода и приближения к объектам.

Летом, для нанесения удара по центру Багдада, я использовал «Маленькие птички» и транспортные средства одновременно. В жаркую погоду люди спали на крышах. Проблема для нас заключалась в том, что некоторые из них сбрасывали гранаты и минометные мины на группы, когда мы подходили к их дверям, поэтому перед нами стояла задача зачистить крышу, чтобы защитить штурмующих на земле.

Для «Маленьких птичек» это было непросто. Иракские улицы и крыши были густо переплетены электрическими проводами и телевизионными антеннами. Если летчики теряли осторожность, в их двигатели могли засосаться одеяла и подушки и свалить вертолеты на крышу. И опять же, нам приходилось узнавать об этом на собственном опыте, когда один из штурмовиков во время одной из таких аварий потерял ногу. Но летчики «Ночных сталкеров» были лучшими в своем деле, поэтому мы сделали так, чтобы это работало, и наносили удары по плохим парням с крыши и с земли одновременно.

Враг изменил свою игру, мы приспособились. Смерть стала альтернативой.

*****

Однако из всех мест, где мы побывали, Фаллуджа была самой жестокой. Для меня Фаллуджа и Могадишо являлись городами-побратимами. Оба населенных пункта были жестокими, опустошенными войной, контролируемыми циничными, жаждущими власти демагогами, которые манипулировали невежественными, невостребованными молодыми людьми, чтобы те выполняли их грязную работу — молодыми людьми, которых учили ненавидеть американцев.

По мере того как враг наращивал уровень насилия, мы тоже наращивали свои усилия. Поступал вызов, гремел хэви-металл-рок, и мы один за другим поглощали «Рип Итс», доводя себя до того, что я бы назвал контролируемым безумием, если такое вообще возможно. Мы были похожи на акул, доводящих себя до неистовства. Хищники, чувствующие кровь в воде от своей добычи.

На войне так бывает: чтобы убивать без колебаний, нужно сначала расчеловечить врага. Не позволяйте себе думать, что он считает себя патриотом или что ему промыл мозги шейх или аятолла, ради собственной власти убеждающий неграмотную, нищую молодежь, что, убивая американцев, они выполняют волю Бога. Даже не думайте о том, что у него могут быть жена и ребенок, молящиеся за его возвращение с войны.

Когда мы были на войне, мне было наплевать, кого мы убиваем, если они представляют угрозу. Я был таким же жестоким и безжалостным, как и все. Мне хотелось быть таким. Я должен был быть таким. Убить врага — единственный способ вернуть всех своих людей домой в целости и сохранности. Не больше, не меньше;