Религия славян и её упадок (VI–XII вв.) - Генрик Ловмянский

барьером, так как трудно считать существенной проблемой греческое происхождение высших церковных иерархов: митрополитов (кроме Илариона и Климента Смолятича), а также первых епископов, поскольку клир в своем большинстве был славянского происхождения. Тем не менее, организация миссии, свободная от этого препятствия, столкнулась с трудностью иного рода. Устройство русского государства, раскинувшегося на большом пространстве, заселенном многими большими племенами, требовала со стороны центральных властей ведения осторожной политики, ограничивающей применение принуждения до необходимого минимума, особенно в период принятия крещения, когда еще преобладала свободная форма данничества. Еще в начале 13 века немецкий хронист Инфлянт утверждал с удивлением и порицанием, что русские князья требуют с местных племен только дань, но не заботятся об их крещении[766]. В этом проявлялось не отсутствие миссионерского рвения[767], а скорее уважение к принципу (диктуемому реальными условиями) организации миссии не в политической, а в идеологической плоскости, то есть передачи миссии в компетенцию церкви, без оказания непосредственного политического давления на население в сфере религии. На миссию возлагалась тяжелая обязанность, в то же время отсутствовали собственные кадры, а их формирование требовало некоторого времени в среде, имевшей до той поры довольно слабые контакты с центрами цивилизации.

Правда, раннее и поразительное развитие русской письменности уже с 11 века заставляет задуматься, не ведет ли она свое начало из более ранних местных источников и не удастся ли признать непрерывным процессом череду фактов, начиная с первой попытки крещения в 867 году, включая такие явления 10 века, как церковь св. Ильи, существование которой зафиксировано в источниках еще при Игоре, и которая, по моему мнению, стала местом зарождения русского летописания, или же крещение Ольги и предпринятая ею попытка христианизации Руси. В пользу этой точки зрения высказывался Д. Оболенский[768]. В действительности все эти начинания, за исключением летописи церкви св. Ильи, не оставили после себя глубоких следов, не приобрели массового характера, не сформировали собственного русского духовенства, способного предпринять миссионерскую акцию. В 988 году пришлось начинать с нуля. Когда Владимир велел отдавать детей знатных родителей в книжную науку, разумеется для миссионерских целей (подобно тому, как это было в Моравии и в Панонии при Мефодии, в Охриде при Клименте), матери оплакивали своих детей, как мертвых — распоряжение князя, по-видимому, столкнулось с осуждением в обществе[769]. В Киев наверняка приезжало не только корсунское духовенство, как утверждает летопись, но и болгарское, однако их вклад не был столь заметным по сравнению с огромными потребностями Руси. Не могло усилить значение киевской миссии и прибытие из Кракова славянской миссии, ликвидированной св. Войцехом в 997 году[770]. Повесть временных лет отметила два этапа подготовки кадров миссионеров и проповедников: Владимир, освещая землю крещением, вспахал ее и разрыхлил, Ярослав (Мудрый) засеял сердца верующих словами книг[771], то есть, как мы узнаем из дальнейшего содержания сообщения, подготовил кадры миссионеров и проповедников, организуя с этой целью, подобно тому, как это было в Моравии и Болгарии, центр письменности по примеру созданных ранее центров — не только болгарских, но и чешского[772]. Уже в свете этих данных не кажется правдоподобной точка зрения, выраженная Е. Голубинским, а в настоящее время поддерживаемая М. Клименко, что Владимир якобы крестил, пусть только путем формального акта крещения, половину Руси[773]. Вот какой образ христианизации приводит Повесть временных лет, написанная в начале 12 века, противопоставлявшая две культурные среды Руси: землю полян, в которой царили достойные похвалы (то есть христианские) обычаи, и земли других племен — древлян, радимичей, вятичей, северян и кривичей, определенные как языческие. Это описание выдержано в прошедшем времени[774], а значит, не отражает состояние христианизации в момент составления текста (начало 12 века). Повесть временных лет хотела, по-видимому, только сообщить, что все перечисленные племена, за исключением полян, крещенных «с незапамятных времен», были еще «в народной памяти» языческими. Часть русских племен в приведенном тексте не фигурирует, а именно, дреговичи, дулебы (волыняне), словены (кроме уличей, которыми в христианскую эпоху источник вообще не интересуется). Этот пробел носит, скорее всего, случайный характер, источник не ставил себе целью привести все названия, хотя не мог не знать, что словены приняли, по крайней мере формально, крещение уже при Владимире, а дреговичи и дулебы не могли креститься раньше древлян и не были большими христианами, чем они.

Образ истоков христианизации, полученный по этой интерпретации, находит подтверждение в развитии церковной организации на Руси в 10–12 веках[775]. При Владимире, вероятнее всего, были основаны, кроме митрополии, только два епископства — в близлежащем Белгороде и в Новгороде; возможно, в это время возникло и черниговское епископство. А значит, на рубеже 10 и 11 веков христианской по крещению наверняка стала прославляемая Повестью временных лет земля полян и по крайней мере формально приняли крещение новгородские словены. Кроме того, массовая христианизация населения, скорее всего, не происходила, хотя наверняка возникали христианские центры в городах, особенно крупных, и в какой-то степени начали принимать крещение социальные верхи. Только при Ярославе Мудром (1018–1054) и во второй половине 11 века были основаны в порядке, который трудно определить, епископства: черниговское, полоцкое, владимирское, переяславское, ростовское, туровское и юрьевское (каневское); в первой половине 12 века появились еще епископства в Смоленске и Галиче. В некоторых случаях основание епископства, скорее, предвосхищало продвижение христианизации в данном регионе (как в Смоленске), в других — составляло terminus post quem массовой христианизации, как в Ростове. Как гласит составленное в 1161–1162 году житие св. Леонтия, епископа ростовского, якобы грека по происхождению, он, будучи, как сообщается, третьим из ростовских епископов, должен был первым приступить к миссии и обратить в христианство ростовчан; по другим источникам можно установить, что он погиб между 1073 и 1076 годом[776]. В этой легенде правда только то, что Леонтий был ростовским епископом, далее следуют одни ошибки, насколько об этом можно судить по достоверному Киево-печерскому патерику. Он был русичем, коль скоро был призван на епископство из печерского монастыря, он стал первым (а не третьим) ростовским епископом, погиб же во время народного восстания, то есть его миссия не увенчалась успехом. Факт крещения в житии был вымышлен с целью показать давнее происхождение ростовского христианства[777]. Миссионерскую деятельность продолжил преемник Леонтия, также печерский монах, Исайя, однако, по-видимому, не достиг большего успеха, коль скоро с конца 11 века деятельность епископства была приостановлена, и управление епархией было передано епископу переяславскому; восстановление же епископства в Ростове произошло только приблизительно в 1137 году[778]. Строительство в 12