Пасха под Гудермесом. Боевые действия в Чечне и Дагестане - Виталий Николаевич Носков

и пулеметов, что над пешеходами и другими мирно передвигающимися нависает грозная, всемогущая сила – милующая и карающая. Когда она на тебя, как торнадо надвигается, кажется, что эта сила неуязвима. А на самом деле нет цели более беспомощной, чем бэтээр, усыпанный военнослужащими, сидящими на броне и внутри корпуса. Таящийся в засаде гранатометчик одним-единственным выстрелом может в корне изменить судьбу передвигающихся на броне. Поэтому, идя на задачу, каждый из нас держит, как у нас говорят, свой сектор, то есть все мы несем ответственность за машину и десант.

Пасмурное, изрыгающее холодную воду небо, в это утро низкое и такое тяжелое, словно на наших плечах лежат патронные ящики, неожиданно начинает светлеть. На это Иван, хозяин антикварной каски, прикрывающий с пулеметом ПК тыл московского бэтээра, улыбается мне и показывает большой палец: дескать, дождь скоро кончится и все будет ништяк. Я, удовлетворенный прогнозом, киваю ему головой. Иван понравился мне не только потому, что спросил, как я отношусь к казакам. Я ответил, что с большой любовью. Мне нравится, что он едет в чеченскую неизвестность с каким-то видимым удовольствием. Все москвичи, за которыми я с интересом наблюдал, мчались на броне, не замечая дождя, перешучиваясь, в то же время цепко ощупывая взглядом свои сектора. Воротники их утепленных камуфлированных курток были подняты, черные шапочки-боевки, модные среди спецназовцев всех родов войск, были низко надвинуты на глаза, чтобы не застудить лоб. Собровцы ГУОП шли на цель без видимого волнения, хотя в палатке при анализе обстановки я, вместе с Родькиным участвовавший в рекогносцировке, во всех подробностях, с карандашом в руке доложил возле карты, что боевиков, отдыхающих, залечивающих раны после январских боев в Грозном может быть не сорок, а все восемьдесят, и они могут вступить в бой.

Дорога на Шелковскую была пустынна, поэтому наш водитель Мишаня, которому в оперативных интересах было разрешено носить длинные, заплетенные в косичку волосы, неожиданно поддал газу и какое-то время, чтобы показать себя, он, оперуполномоченный Курганского СОБРа, с звучным погонялом – Батюшка – промчался рядом с московским бэтээром голова в голову. Но Родькин, любящий дисциплину, очень ответственный, спустившись в броню, прекратил это безобразие. И бронетранспортер «Гоша» снова помчался по безлюдному шоссе во главе «ниточки». Хотя москвичи были у нас как бы в гостях, и это мы должны были вести их по территории, находящейся под нашим контролем. Но подполковник Миронов, ответственный за ход операции, поступал, как считал нужным, а мы ему подчинялись.

Бэтээры шли талантливо легко, мягко пружиня всеми восемью колесами. Башенные пулеметы были задраны высоко вверх. То, что КПВТ московского бэтээра был заблокирован, можно сказать, завален тесно сидящими друг к другу офицерами, было неправильно. По своей срочной службе в ВВ я знал, что у операторов, находящихся внутри брони, пулеметы должны были ходить по кругу свободно, чтобы, найдя цель, немедленно открыть огонь.

Когда я видел, как беспечно люди ведут себя на броне, порой бэтээры напоминали мне елку, украшенную игрушками, у меня сердце кровью обливалось. Ни одна, таким образом обсаженная военнослужащими машина, не имела сил защитить их шквальным огнем, на который была способна. У нашей «Акулы» хобот КПВТ был свободен, мы, седоки, концентрировались в основном за башней. Только Родькин сидел, свесив ноги в командирский люк, всегда готовый нырнуть в спасительную, но только от автоматного огня броню.

На перекрестке дорог нас ожидала остальная бронетехника сводного отряда СОБР, подошедшая из Грозного и Шелковской. Меня всегда восхищала постоянная готовность офицеров нашей системы к работе. При любой погоде они отличались бодрым видом, спецназовской подтянутостью, мгновенной реакцией. Спрыгивать с бэтээров никто не стал, но обмен приветствиями прошел по-спецназовски бурно. Челябинцы были по-прежнему без брони. Их бэтээр, назначенный возить командированных в Шелковскую собровцев, самым непостижимым образом оказался в Моздоке, и ходил теперь под тамошними заслуженными тыловиками. Вернуть его реально воюющим челябинцам не удалось. Ведь главное на войне – это служба тыла. Приехал в Моздок за боеприпасами челябинец Сергей, ему с порога отказывают, а потом, еще раз изучив заявку, говорят: «Камуфляж твой мне очень понравился». Вернулся Серега, собровский тыловик, в свой запыленный, увешанный для защиты бронежилетами, уазик, переоделся в какое-то тряпье и торжественно вручил, чтобы откупиться, свой новенький камуфляж моздокской роже, получив в ответ даже укупорку патронов для СВД – безумный дефицит. «Дабы мне было хорошо ради тебя», – живущих по такому ветхозаветному принципу немало толкалось в моздокских коридорах власти, по Ханкале и в аэропорту Северном, где на ночь укрывались представители госаппарата Москвы и Чечни.

«Ниточка» из семи бэтээров выстроилась так, что московский бэтээр «Гоша» снова шел впереди, а мы, курганцы, в хвосте. Такой грозной силе, мчавшейся на скорости, здесь, на чеченской плоскости, засады можно было не опасаться. Это в горах мы даже в таком количестве оставались бы уязвимой мишенью, а здесь на просторе для боевого маневра все условия. Мы, как стадо слонов, затопчем любого противника.

III

О том, что семь русских бэтээров с десантом идут в сторону Шелковской, Доквах получил информацию сразу же, как только собровская «нитка» попала в поле зрения одинокого пастуха, по которому офицеры только скользнули взглядом. Хвостовой бэтээр – еще не уменьшился в глазах пастуха, как тот достал из нагрудного кармана видавшего виды плаща с капюшоном японскую портативную радиостанцию и выдал свою тревожную информацию.

Доквах был смотрящим за Старыми Щедринами. То, что милицейский спецназ идет на его село, сомнений не оставалось. Боевому выходу собровцев предшествовала наглая, без какой-либо подстраховки вчерашняя рекогносцировка. Незнакомый, с замазанными номерами старенький уазик, сопровождаемый шумными, быстроногими сельскими мальчишками, долго на малой скорости, словно заблудился, ездил по селу. Но опытному глазу Докваха была понятна неброская логика сидящих в машине четырех русских вооруженных людей в спецназовских куртках, без головных уборов, с пулеметом ПК на заднем сиденье. Его держал в руках крепкий, накачанный парень со сломанным носом и черными, смотрящими исподлобья глазами. Доквах сумел его разглядеть и почувствовать на себе девятый вал недоброжелательной энергии спецназера, его недоверие и решительность в случае опасности мгновенно открыть огонь на поражение. Машина дважды проехала по всему периметру села, надсадно урча, переехала вал, защищающий Старые Щедрины от разливов весеннего Терека. Возле реки никто из машины не выходил. Потом уазик еще немало по времени крутился в селе, а один из вездесущих пацанов, оседлавших высокий забор, сумел увидеть, что сидящий рядом с пулеметчиком человек держал на коленях большой лист бумаги и карандаш в его руке бегал очень быстро. Нетрудно было догадаться, что отрабатывался план села, его рисовали в подробностях.

Накрыть эту