Правосудие в современной России. Том 2 - Екатерина Владимировна Михайлова

само по себе; однако существует практика судебных разбирательств, касающихся авторских прав на использование таких технологий, что указывает на растущий интерес законодателей к вопросу регулирования применения дипфейков.

Таким образом, киберпреступность, особенно в контексте использования дипфейк-технологий, требует не только активного правоприменения, но и значительных изменений в законодательной базе, что позволит эффективно противостоять новым вызовам, возникающим в условиях цифровизации общества.

В Государственной Думе Российской Федерации была озвучена инициатива о необходимости внесения изменений в перечень отягчающих обстоятельств Уголовного кодекса в контексте использования технологий искусственного интеллекта при совершении преступлений. Также предлагается обеспечить комплексное регулирование методов, позволяющих манипулировать личностью и голосами в видеозаписях. Эффективность данных законодательных инициатив станет очевидной лишь в будущем, однако в краткосрочной перспективе необходимо сосредоточить внимание на проблемах квалификации таких деяний в соответствии с действующим законодательством.

Научный анализ свидетельствует о том, что мошенничество остается преступлением вне зависимости от применяемых методов обмана, включая вербальные коммуникации, телефонные атаки и создание подделок. Уголовное законодательство располагает необходимыми мерами для противодействия мошенничеству, включая использование дипфейк-технологий. Существует возможность квалификации применения таких технологий в рамках статей Уголовного кодекса, касающихся мошенничества и компьютерных преступлений. Неопределенность в юридической практике относительно применения термина «дипфейк» не освобождает правоохранительные органы и судебные инстанции от необходимости учитывать данный аспект в своей деятельности.

Тем не менее внедрение технологий искусственного интеллекта не следует рассматривать как отягчающее обстоятельство, поскольку изменение методов мошенничества не всегда свидетельствует о повышении его общественной опасности. Киберпохищения личности представляют собой новое и крайне опасное направление киберпреступности, требующее активного и целенаправленного противодействия с использованием различных механизмов законодательного регулирования.

В настоящее время в Бутырском межрайонном следственном отделе Следственного комитета Российской Федерации расследуется уголовное дело по признакам незаконного лишения свободы и вымогательства, связанное с инцидентом, в котором мошенники обманом заставили пожилую женщину покинуть свой дом, лишив ее доступа к общению с родственниками[365]. Данное дело подчеркивает необходимость тщательного правового анализа, связанного с определением участия виновных и квалификацией их действий в рамках действующего законодательства.

В частности, объективная сторона преступления, предусмотренного ст. 127 УК РФ, требует наличия реальных действий, связанных с ограничением свободы жертвы. Однако в рассматриваемом случае отсутствуют физические угрозы, что создает правовые сложности в квалификации действий. В юридической практике сложилась позиция, согласно которой незаконное лишение свободы может подразумевать, что жертва осталась на своем месте, но была ограничена в возможности передвижения. Однако киберпохищение, согласно нормам ст. 126 УК РФ, не соответствует традиционному пониманию данного преступления, поскольку отсутствует физическое вмешательство со стороны злоумышленника.

Для правильной квалификации таких действий важно учитывать момент формирования намерения, которое должно быть доказано в комплексе с фактами совершенных действий. Эффективные подходы к уголовному праву указывают на необходимость признания того, что незаконное лишение свободы может быть использовано как инструмент для предотвращения других преступлений, что делает дополнительные квалификации согласно ст. 127 УК РФ нецелесообразными.

Таким образом, с увеличением степени риска новых видов преступной деятельности необходимо незамедлительное реагирование со стороны законодательства и научного сообщества на вопросы киберпреступности. Адаптация уголовного законодательства может происходить через два ключевых направления: создание новых норм, касающихся ответственности за применение технологий искусственного интеллекта, и разработка разъяснений Верховного Суда по актуальным уголовным вопросам, связанным с незаконным лишением свободы. Такие разъяснения могут включать критерии объективной стороны преступления, которые допускают манипуляции с жертвами, и позволят сформировать согласованную правоприменительную практику в условиях недостаточной правовой базы.

Кроме того, в Государственной Думе Российской Федерации была озвучена инициатива о внесении изменений в Уголовный кодекс в контексте использования технологий искусственного интеллекта при совершении преступлений. Так, за мошенничество с использованием подменного контента предлагается наказывать штрафом до 400 тыс. руб. или лишением свободы на срок до шести лет. Законопроект предлагает также ввести в ряд статей УК РФ (клевета, кража, мошенничество, мошенничество в сфере компьютерной информации, вымогательство, причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием) дополнительный квалифицирующий признак — совершение преступления с использованием изображения или голоса (в том числе фальсифицированных или искусственно созданных) и/или биометрических данных гражданина[366].

Между тем в официальном отзыве на указанный законопроект Правительство Российской Федерации не согласилось с мнением его авторов, указав, что для начала необходимо урегулировать вопросы использования технологий подмены личности в отраслевом законодательстве, а уже потом вносить изменения в УК РФ. Кроме того, было рекомендовано собрать статистику, свидетельствующую об опасности дипфейк-технологий для граждан.

На наш взгляд, преступность цифровизируется быстрее, чем это делает общество и до того момента, пока будет собрана полноценная статистика, проанализированы причины и условия совершения таких преступлений, количество деяний примет угрожающие масштабы, так как, несмотря на активное просвещение граждан в средствах массовой информации, количество пострадавших от криминального использования дипфейк-технологий увеличилось на 13 % и достигло 5700 случаев (успешность подобных махинаций составила около 15–20 %), а убытки россиян по итогам 12 месяцев могут достигнуть 300 млрд руб.[367]

Развитие киберпреступности привело к тому, что участники одной схемы необязательно должны быть знакомы лично, что в свою очередь значительно затрудняет процесс расследования и привлечения к ответственности таких лиц. Кроме того, трансграничный характер преступности позволяет злоумышленникам находиться на различных континентах, в том числе и в странах, где правовое взаимодействие плохо налажено. И если в отношении преступлений террористического и экстремистского характера еще осуществляется межгосударственное взаимодействие, то по экономическим преступлениям взаимопомощью с другими странами похвастаться нельзя.

В любом случае одновременно с ужесточением наказания необходимо анализировать и формировать единообразную судебную практику как в вопросах квалификации преступлений, так и вопросах наказания.

Соответственно, не менее важным аспектом в борьбе с дипфейк-преступностью является повышение компетенции сотрудников правоохранительных органов, поскольку в первую очередь для определения факта совершения преступления потребуется тщательный сбор и экспертиза доказательств. Необходимость в специализированных знаниях и технологиях для анализа цифровых доказательств становится актуальной в теории права и в правоприменении, требуя также и от судебной системы адаптации и внедрения новых методов работы[368].

Верховный Суд РФ, учитывая актуальность данной проблемы, еще в 2020 г. выработал ряд позиций, касающихся уголовной ответственности за деяния, совершенные с использованием заведомо ложной информации. В своем анализе Суд акцентирует внимание на том, под заведомо ложной информацией[369] следует понимать такую информацию (сведения, сообщения, данные и т. п.), которая изначально не соответствует действительности, о чем достоверно было известно лицу, ее распространявшему. О придании ложной информации вида достоверной могут свидетельствовать, например, формы, способы ее изложения (ссылки на компетентные источники, высказывания публичных лиц и пр.), использование поддельных документов, видео- и аудиозаписей либо документов и записей, имеющих отношение к другим событиям. Распространение заведомо ложной информации следует признавать публичным, если