Правосудие в современной России. Том 2 - Екатерина Владимировна Михайлова

действия подпадают под ст. 207.3 УК РФ. Также может наступать ответственность по ст. 159.6 УК РФ за мошенничество в сфере компьютерной информации, если виновным лицом совершено хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем ввода, удаления, блокирования, модификации компьютерной информации либо иного вмешательства в функционирование средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации или информационно-телекоммуникационных сетей.

В Российской Федерации не образуют состава преступления действия лица, заведомо выдающего себя за другого человека, в отличие, например, от уголовного закона некоторых штатов в США. В частности, Уголовный кодекс штата Калифорния предусматривает наказание в виде штрафа до 1000 долл. или лишения свободы на срок до одного года в случае, если любое лицо, которое сознательно и без согласия достоверно выдает себя за другое физическое лицо посредством веб-сайта в сети «Интернет» или с помощью других электронных средств с целью причинения вреда, запугивания, угроз или обмана другого лица (§ 528.5)[360]. Аналогичные положения предусмотрены Уголовными кодексами штатов Техас, Нью-Йорк, Миссисипи и др.

Однако вред, причиняемый использованием дипфейк-технологий, может касаться не только конкретного человека, но и распространяться на все общество, например использование видеоматериала, рассчитанного на то, чтобы подтолкнуть целевую аудиторию к насилию к определенной группе людей или в отношении органов власти, к беспорядкам.

Уголовное законодательство может и должно помочь в ограничении ущерба от таких манипуляций с цифровой информацией. Дезинформация уже давно преследует общественность, особенно остро этот вопрос встает во время выборов, когда явные фальсификации вызывают повышенную тревогу у государства, поскольку избиратели могут сделать необдуманный выбор.

В июне 2024 г. Верховный суд РФ признал использование дипфейков в ходе избирательных кампаний нарушением правил агитации, фактически впервые закрепив этот термин в судебной практике, а именно: указал, что это «вводящие в заблуждение и выдаваемые за достоверные недостоверные изображения, аудио- и аудиовизуальная информация, в том числе созданные с помощью компьютерных технологий»[361].

Кроме того, применение дипфейк-технологий уже играет свою роль в существующем вооруженном конфликте — специальной военной операции России. Информационные атаки различного генезиса давно являются частью ведения войны западных стран по отношению к России.

Отходя от глобальных общемировых проблем использования дипфейк-технологий, стоит особо отметить частную возможность их использования для создания алиби виновному лицу в целях подтверждения его нахождения в другом месте и в другое время. Опровержение такого «дипфейк-доказательства» полностью ложится на сторону предварительного расследования или государственного обвинения в суде. Так, например, при отсутствии адекватного технологического и нормативного противодействия цифровым подделкам и наказания за их использование, появятся услуги, предлагающие создать надежное цифровое алиби. В результате процесс доказывания в уголовном судопроизводстве может превратиться в бесконечную цепь экспертных опровержений, а лицо, которое не сможет себе позволить приобрести такое алиби, будет подвергаться большему риску быть осужденным. Прибыльные с технической точки зрения услуги станут распространяться во вред уголовному процессу и теоретическим фундаментальным учениям о доказательствах, если не пресечь такие злоупотребления уже сейчас.

Феномен дипфейк-технологий объясняется тем, что изображения (аудио- и видеоматериалы) оказывают гораздо большее воздействие на человека, так как информационная среда, ориентированная на социальные сети, взаимодействует с когнитивными предубеждениями, еще больше усугубляя эффект.

Социальные последствия внедрения дипфейк-технологий, фальсификаций и дезинформации на самом деле глубже, чем кажется на сегодняшний день, в этой связи предлагаем рассмотреть варианты борьбы с такими злоупотреблениями с различных точек зрения (правовой и социальной).

Вредоносное создание и распространение поддельных материалов, на наш взгляд, должно влечь юридическую ответственность. Когда мы говорим о дипфейках, мы имеем в виду контент, который может кого-то обмануть и, возможно, существенно повлиять на его жизнь. Это может быть связано с изменением политических взглядов или использованием в суде в качестве ложных доказательств. Или, в случае с порнографическими дипфейками, это влияет на тех, на кого они нацелены, в то время как люди, создающие их, хотят верить, что они настоящие, ради личного удовольствия.

Природа создания конкретного дипфейк-материала в настоящее время не имеет столь важного значения, как и то, было ли использовано какое-либо программное обеспечение или только искусственный интеллект. Собственно, и признак «введения в заблуждение» не является категоричным, так как всегда могут возникнуть пограничные ситуации, выходящие за конкретные терминологические границы.

Существует также опасность, что если мы будем использовать термин «дипфейк» слишком небрежно и вольно, то он станет повсеместным; культурной силой, которая затмит реальное влияние технологии. Это означает, что люди, которые хотят нас обмануть, могут использовать этот термин (и смутное представление общества о нем), чтобы поставить под сомнение доказательства, с которыми они не согласны. И это самая основная опасность для уголовного судопроизводства.

Нормативное закрепление понятия «дипфейк», конечно же, не защитит от указанных злоупотреблений, но в современном мире, где любой аудиовизуальный контент может быть подделан, что приведет к недоверию к СМИ, судам и другим государственным институтам, четкое определение, по крайней мере, поможет общественному обсуждению этих вопросов.

Таким образом, первым этапом пресечения злонамеренного создания и распространения поддельных материалов является признание существования проблемы. Если не принимать контрмеры, уголовное судопроизводство гарантированно столкнется с серьезными проблемами из-за потери доверия. Например, суду представлено доказательство, содержащее голос обвиняемого, и для человеческого уха это неоспоримо. Более того, суд не сможет быть уверен в подлинности голоса даже после криминалистической экспертизы.

Создание высококачественных видеоизображений, фотографий и других доказательств может привести к нарушению фундаментального принципа нашей судебной системы — презумпции невиновности, согласно которому подсудимый не виновен, до тех пор, пока вина его не будет доказана. А наличие таких возможностей фальсификации приводит к предположениям о виновности, пока не будет доказана невиновность.

Такие же недобросовестные средства могут быть использованы не только в отношении подсудимого, но и в отношении других участников судопроизводства: потерпевших, свидетелей, государственного обвинителя и в том числе и суда, например, для обоснования отвода судьи, подтверждения его заинтересованности в исходе дела, фактах общения со сторонами и т. п. — бесконечное множество вариантов.

Уже сейчас искусственный интеллект копирует голос, имея лишь несколько аудиозаписей жертвы, а преступники выдают себя за сотрудников правоохранительных органов и руководителей своих подчиненных сотрудников, и трудно представить, что криминальный потенциал таких инструментов будет снижаться. Наоборот, их коммерциализация будет только возрастать. На поддельных видеозаписях и фотографиях могут быть изображены государственные служащие, берущие взятки, произносящие оскорбления или критикующие власть, делать провокационные заявления, которые вызовут беспорядки в соседних странах или спровоцируют волну насилия, нарушив дипломатические отношения, либо сделают заявления, приводящие к панике. В теории все это приведет к глобальному недоверию и подозрительности.

Несмотря на то, что согласно уголовно-процессуальному закону доказательствами являются не только аудио-, видео-, фотоматериалы, но также и показания свидетелей и