Коллектор - Наиль Эдуардович Выборнов

Я вздрогнул. Он не в курсе. Вообще никто не в курсе, я все связи с прошлой жизнью оборвал. Но все равно неприятно. Гриша быстро открыл мне правду о своем прошлом. А я врал в ответ на его честность — не смог так же прямо рассказать о том, как пять лет носился с пушкой по Москве, пока он гонял террористов и революционеров по Западной Африке.

— Среди наймитов рокеров и панков тоже немало, — ответил я. — Ты сходи в любой «андер» как-нибудь, послушай.

— Там пиджаки часто зависают, ищут кого бы на кошелек посадить. Да и наймиты там тоже друг друга высматривают, контракты обсуждают. Души в «андерах» нет, сплошная коммерция. Наемники же за рубли работают, а не ради идеи.

— А в чем идея заключается? — с нескрываемой иронией спросил я.

— А ты не знаешь? Я, — слова Гриши заглушило белым шумом в моей голове, — этот мир.

У меня на плате стоял софт, блокирующий мат в устной речи. Так что часто при общении я пропускал часть слов, не слышал их — о том, что фильтр сработал, я понимал по резкому звуку белого шума посреди предложения.

Обильное сквернословие — меньшее из моих преступлений. Я похищал людей, продавал людей, убивал людей. Впрочем, чем-то похожим я занимаюсь и сейчас. Но теперь хотя бы не матерюсь — уже прогресс.

— Давай по-нормальному, — попросил я, — у меня же фильтр стоит.

— Вот этого я никогда не пойму. Нафига?

— Ради дочери. Встретил бы ты меня за пару лет до ее рождения, удивился бы. Жизнь словно надвое переломило. Я раньше очень много матерился, а как стал отцом... В общем, стараюсь избавляться от старых привычек.

— Короче, я сказал, что ненавижу этот мир. Это философия панков.

— Здорово быть тобой, — я усмехнулся. — Панк, бунтарь, ненавистник корпораций. А сам на них работаешь.

— А смысл мне чистюлю изображать? — Гриша отмахнулся и уставился в окно, наблюдая за ходом машин. Я обгонял их по скоростной полосе. — Слушай, я же людей раньше убивал, дворцы штурмовал, деревни мы жгли. По норам ползали. Может, из-за меня в Мали никогда больше мирной жизни не будет?.. Местных загнали в рабство, а несогласных — в переработку. На мне столько преступлений... После такого жизнь с чистого листа уже не начнешь. Души у меня нет.

Я притормозил у лестницы, ведущей к станции монорельса. Мне очень хотелось ответить ему. Рассказать правду о себе. Он часто загонялся, вспоминая о травмирующем прошлом, и мне было что ему сказать. Но из раза в раз я молчал, притворяясь, будто не понимал его проблем. Я боялся открыть ему свое прошлое. С одной стороны, я ему доверял. С другой, переживал из-за возможных последствий.

— Ладно, — Гриша размял шею, так и не дождавшись от меня ответа. — Тебе не понять, не буду нагружать лишней фигней. Знаешь, завидую я тебе. Я бы тоже хотел совесть почище.

Я криво улыбнулся и похлопал друга по плечу.

— До завтра? — спросил я.

— Давай, чувак, пойду разгонять плесень, — он кивнул. — Завтра увидимся.

Мы с Гришей попрощались, пожали друг другу руки, и он вышел из тачки. Я поехал домой. Бросил взгляд на внутренние часы. Уже одиннадцать. Значит, меня ждет настоящая спецоперация по проникновению в собственную квартиру. Попасть внутрь так, чтобы не разбудить ни жену, ни дочку.

Из динамиков хриплый голос напевал что-то про «Питер и белые ночи». А ведь Питера уже нет. Ни Петрограда, ни Ленинграда, ни Санкт-Петербурга. Ничего нет. Город на берегу Финского залива оказался уничтожен во время Войны. Питер сохранился только на открытках. А крупнейший морской порт теперь в Выборге, в Свободной Экономической Зоне «Север-Запад».

Да уж. Эпоха ушла.

Хотя мне об этом размышлять глупо. Не застал я «город белых ночей и ветров». Родился уже после Войны. Так что остаётся только слушать песни и смотреть кино, которое там снимали.

Ладно, дорога неблизкая, и пусть улица пустая, гнать всё равно не буду. Тише едешь — дальше будешь. Меня дома ждут.

***

Весь подъем в лифте этот мужик косился на меня. Я знал его, он был моим соседом и примелькался, но даже не поздоровался. Думаю, я отпугнул его своей формой, по которой с первого взгляда был понятен род моих занятий. Я работаю в «ВСБ», и я точно не инкассатор. У них форма серая. У нас черная. Не перепутаешь.

Я уже привык к реакции людей. Без кредитов в современном мире никуда, ты просто не выживешь. И людей, которые по тем или иным причинам не могут вернуть долг, тоже полно. И ими занимаемся уже мы.

Так что наверняка кто-то из родственников этого мужика уже встречался с кем-нибудь из моих коллег. Вот и косится. Уж что-то со слишком откровенной враждебностью смотрит.

Я сам не понимал своего отношения к работе. С одной стороны, вроде бы и забираешь последнее, а с другой... Ну, работа — она и есть работа. Не горжусь, но и стыда особого не испытываю. Мне семью кормить нужно. И что мне делать, в частную армию идти? Там-то шансов умереть гораздо больше. Можно в мясной штурм попасть, могут с беспилотников накрыть. И родных с другого континента не увидишь. А так я при них, рядом.

Так что мне оставалось только нагло усмехнуться и посмотреть ему прямо в глаза. Он не выдержал, отвёл взгляд. Когда двери лифта раскрылись, я вышел первым и двинулся к двери своей квартиры, доставая ключ-карту.

— Мразь, — послышался за спиной шепот.

— Рот закрой, — не разворачиваясь, сказал я. — А не то заштопаю. Понял?

Он промолчал. Ну и хорошо, потому что я совсем не в духе.

Подошёл к двери своей квартиры, приложил карту к замку. Дверь едва слышно отворилась, я вошёл внутрь и сразу же нажал на кнопку закрытия, чтобы свет из коридора никого не разбудил. Дождался, пока оптика подстроит яркость и контрастность, отрегулируется, после чего стал стаскивать с себя форму. Повесил всё на вешалку и пошел в ванную комнату.

Ванны у меня не было, только душевая кабина, да ещё и с настройкой на максимальную экономию. Стащив с себя бельё и бросив его в корзину, я забрался внутрь, закрыл створки и нажал на кнопку.

От резко ударившей