Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

ПИСЬМО VIII

15 августа, день пресвятой Девы

ОТ ТОГО ЖЕ К ТОМУ ЖЕ

Эдмону начинают льстить, и это ему нравится

С тех пор, как договор о моем учении подписан, мадемуазель Манов начинает относиться ко мне лучше: она удостаивает меня беседы, а иной раз даже улыбается мне. Хотя я теперь и знаю, какого она нрава, я склонен позабыть причиненное мне зло и видеть одно лишь добро: с каждым днем она кажется мне все красивее. У наших девушек нет других преимуществ, кроме природной красоты и стройности; дурнушка так и остается дурнушкой, а миленькие как бы середка на половинку; а в городе все прелести подчеркиваются; не говоря уже о белизне кожи, какой почти никогда не встретишь в деревне, здесь выставляют напоказ и красоту волос и всего прочего. Я никогда не слыхал, чтобы у нас в деревне хвалили красивые руки, здесь же такие руки очень ценятся. У нас совсем не замечают ножки, обутой в деревянный башмак и грубые чулки, а здесь делают все возможное, чтобы блеснуть хорошенькой ножкой. С трудом решаюсь сказать тебе, что здесь стараются одеться так, чтобы дать представление о красоте груди, что здесь так затягиваются, что можно задохнуться, — лишь бы талия казалась тонкой, что здесь пускаются в жеманство, в подзадоривание, в притворство, бросают на тебя украдкой взгляд, так что даже самый черствый человек и тот растает. У нас все женщины одеваются одинаково, а в городе всякая норовит выбрать себе фасон к лицу; даже дурнушки умеют так нарядиться и так выставить напоказ что есть в них лучшего, что поначалу я думал, что здесь все женщины красивые, и только недавно я научился разбираться в них.

Что касается мадемуазель Манон, то она сказала Тьенетте, что я понемногу начинаю обтесываться и со временем стану славным парнем. Потом она ловко задала Тьенетте уйму вопросов, выведывая, не втираю ли я ей очки. Тьенетта сказала, что нет, что я малый тихий и что весь досуг посвящаю чтению. Мадемуазель Манон ответила, что это очень хорошо, и напрасно я думаю, будто она на меня сердится. — Да что вы, мадемуазель, — ответила Тьенетта, — я этого совсем не замечаю, он отзывается о вас не иначе, как в самых почтительных выражениях; неужели вам кто-нибудь передал, что он обижается на вас? — Нет, нет... Но уж очень он робок... Можно подумать, что он меня боится... Скажите ему, что если он со мной заговорит, я его не съем... — Тьенетта не преминула передать мне весь этот разговор.

Днем, когда я спустился в залу, направляясь в мастерскую, я застал там мадемуазель Манон одну. Она пошла со мной, чтобы посмотреть мои рисунки. Она сама тоже учится рисованию и гораздо дольше меня, поэтому она дала мне несколько советов. Ничто так не действует на меня, как ласковое слово и вежливое обхождение. Я был вне себя, когда она случайно наступила мне на ногу; это длилось всего лишь миг; она покраснела и спросила: — Вам больно? — Я ничего не ответил, но мне хотелось воскликнуть: «Нет, мадемуазель, напротив, мне очень приятно». Затем мы немного побеседовали. Мадемуазель Манон сказала, что, когда я приехал из деревни, я производил не столь хорошее впечатление, как теперь; я был неловок и потому казался глуповатым; теперь она с удовольствием признается, что ошиблась. — Городской наряд, прекрасные кудри, которыми вы теперь не пренебрегаете, непринужденность в обращении, которую вы все больше усваиваете, превратили вас совсем в другого человека и придают вам... придают обольстительный вид. Густые, правильного рисунка брови придают вашим большим глазам особую живость... впрочем, глаза пока что говорят только о робости; у вас орлиный нос; хоть он и длинноват, однако ничуть вас не портит. А губы... никогда еще не видела я таких пунцовых! Как они свежи! — Она коснулась их пальцем, и все лицо мое стало пунцовым, как губы, которые она похвалила; она улыбнулась мне так изящно... как у нас, милый Пьерро, не умеют улыбаться. — Вы прекрасно сложены, — продолжала она, — хотя еще и не вошли в полную силу... Кто бы подумал, когда вы приехали, что под забрызганными сапогами скрываются такие точеные ноги?.. Поверьте, Эдмон, вы станете прекрасным кавалером.

Ах, Пьер, я и не подозревал, что она столь добра! Как она меня порадовала! В деревне никогда не услышишь ничего подобного, и хотя там пной раз и дают понять человеку, что ценят его, все же никогда не станут его в глаза расхваливать. Я начинаю понимать, что повсюду недостатки возмещаются известными достоинствами и зло — добром. Мадемуазель Манон положила свою руку на мою, и мне было с ней отнюдь не скучно, как вдруг появился господин Парангон. Она тотчас же отняла руку, но он все заметил; он бросил на нас угрюмый, злобный взгляд и отослал меня в мастерскую.

Я понемногу привыкаю к городу; на все, что мне на первых порах здесь не нравилось, надлежит смотреть иначе. Что ни говори, мне думается, что если бы наши деревенские девушки хоть чуточку были похожи на городских, то у нас жилось бы еще лучше. Мне очень хотелось бы, чтобы нашу милую Юрсюль прислали сюда в обучение, как и ей самой желательно и как мы об этом толковали; она хороша собою, а когда к этому прибавятся изящные манеры и то, что в свете зовется «грацией», то она превзойдет всех девушек, слывущих в О*** красавицами, и составит партию куда авантажнее, чем в С**. Повлияй в этом отношении на наших любезных родителей, а мне это будет дважды приятно — и потому, что речь идет о пользе для сестры, и потому, что она составила бы мне тут приятную компанию и тем самым уберегла бы меня от дурной. В ожидании твоей весточки остаюсь твой преданный друг, и т. д.

ПИСЬМО IX

ОТ ГОСПОДИНА ПАРАНГОНА — К ОТЦУ Д’АРРАСУ, ИЗ ОРДЕНА ФРАНЦИСКАНЦЕВ

Предполагается опутать Эдмона, и отец д'Аррас вступает в игру

Прошу, достопочтенный отец, принять в число ваших духовных детей деревенского юношу, который уже месяцев семь-восемь находится у меня в обучении. У меня особые причины вверить его в столь надежные руки. Малый прямой, бесхитростный и вместе с тем неглуп; у меня на него виды