Один я остался без силы 3 - Сергей Леонидович Орлов

я успел сделать хоть шаг, из-за угла здания возник Селезнёв. Он двигался с такой скоростью, что казался размытым пятном. И направлялся прямо к Сапрыкину-старшему.

— Лев, сзади! — крикнул я, но было слишком поздно.

Селезнёв налетел на Теневика со всей силой своей скорости. В его руке блеснуло что-то металлическое — нож? Или что-то более смертоносное? Я не успел разглядеть.

Лев Сапрыкин успел лишь наполовину обернуться, когда Селезнёв ударил. Всё произошло настолько стремительно, что ни я, ни Михаил, ни кто-либо другой не смогли вмешаться.

Тени вокруг Сапрыкина-старшего дёрнулись, словно в агонии. Он издал сдавленный крик, его лицо исказилось от шока и боли. А затем Селезнёв исчез — так же внезапно, как и появился, оставив Сапрыкина медленно оседать на землю.

— Папа! — закричал Михаил, бросаясь к отцу.

Я метнулся вперёд, растягивая руки до невозможной длины, пытаясь поймать Селезнёва, но он был слишком быстр. Лишь на мгновение я увидел его лицо — холодное, сосредоточенное, совершенно лишённое эмоций.

Валун выскочил из автобуса и подбежал к упавшему Теневику. Лев лежал на спине, его лицо было мертвенно-бледным, а из груди торчала рукоять ножа.

— Папа, держись! — Михаил склонился над отцом, его руки тряслись, пытаясь зажать рану. — Только не уходи!

Я стоял над ними, ошеломлённый предательством Селезнёва. Что это вообще было⁈ Зачем? Почему⁈

Сапрыкин закашлялся, из его рта потекла тонкая струйка крови. Его глаза были широко раскрыты, но не от боли — от страха.

— Он… внутри… — прохрипел Сапрыкин, глядя прямо на меня. — Защитник снова… стучится.

Я похолодел от этих слов. Если «защитник» снова возьмёт контроль над телом Сапрыкина… в самый разгар эвакуации… рядом с автобусом, полным детей…

— Я… слишком слаб… — прошептал он, и его голос был полон горечи. — Защитник… слишком силен сейчас… но… — внезапно его глаза прояснились, и в них мелькнула решимость. — Есть… другой путь.

Он поднял дрожащую руку и с трудом извлек черный нож из своей груди. Тот пульсировал сильнее, будто рвался обратно в рану.

— Михаил… — голос Сапрыкина стал тише, но тверже. — Сын мой… я так гордился тобой… каждый день… даже в темнице разума… каждую секунду… каждое мгновение…

— Папа, не надо! — взмолился Михаил, в его глазах стояли слезы. — Мы справимся вместе! Мы вытащим тебя!

Лев покачал головой, и на его губах появилась слабая улыбка.

— Слишком поздно… для меня… но не для вас…

Он посмотрел на меня, и в его взгляде я прочел решимость человека, сделавшего свой выбор.

— Ярослав… позаботься о Мише… о Раисе… скажи им, что все эти годы я любил их больше жизни.

Прежде чем кто-то успел его остановить, Сапрыкин сжал рукоять ножа в руке и закрыл глаза. Его тело начало излучать странное свечение, а тени вокруг него пришли в движение, собираясь в воронку, закручиваясь спиралью.

— Отойдите все! — крикнул я, понимая, что сейчас произойдет что-то страшное.

Валун схватил Михаила и оттащил его от отца, несмотря на отчаянное сопротивление. Я отпрыгнул назад, впервые ощущая настоящий страх перед силой Теней.

— Что он делает⁈ — закричал Валун.

— Финальная тень, — прошептал Михаил, и его голос задрожал. — Жертвенный ритуал Теневиков…

Тени вокруг Сапрыкина закручивались всё плотнее и быстрее, образуя непроницаемый кокон. Сквозь этот вихрь тьмы едва проступало его лицо — спокойное, сосредоточенное, решительное.

— Мой грех… моя тьма… моя битва… — голос Сапрыкина странно отдавался эхом, словно доносясь из глубокого колодца. — Я забираю тебя с собой, Защитник… туда, откуда нет возврата.

Внутри вихря тьмы послышался другой голос — низкий, искаженный, полный ярости:

— НЕЕЕЕТ! Ты не можешь! Я часть тебя! Ты не можешь уничтожить меня, не уничтожив себя!

— Именно так… — ответил Сапрыкин с неожиданным спокойствием. — Поэтому я ухожу… и забираю тебя с собой.

Воронка теней сжималась, уплотнялась, превращалась в сферу чистой тьмы. Она становилась всё меньше и плотнее, пока не сократилась до размера небольшого мяча. А затем… тишина.

На секунду всё замерло. Даже приближавшиеся к нам монстры, остановились, словно зачарованные этим жутким зрелищем.

И тогда сфера взорвалась беззвучной волной темной энергии. Она пронеслась над площадью, накрывая и нас, и монстров, но не причиняя никакого физического вреда. Только ощущение холода, глубокого, пронзительного, словно прикосновение смерти.

Когда волна рассеялась, на месте, где лежал Сапрыкин, осталось лишь темное пятно на земле. Ни тела, ни крови, ни черного ножа — ничего.

Михаил вырвался из хватки Валуна и упал на колени перед этим пятном. Его плечи содрогались от рыданий.

— Папа… — прошептал он. — Что ты наделал…

Монстры вокруг нас начали странно вести себя. Они крутились на месте, сталкивались друг с другом, выли и рычали, словно потеряв ориентацию. Затем в их глазах появилось нечто новое — всепоглощающее безумие.

Первым сорвался крупный Пожиратель. Он с оглушительным ревом вцепился клыками в ближайшего Скрытня, разрывая его панцирь, как бумагу. Темная кровь фонтаном хлынула на землю. Это послужило спусковым крючком.

В мгновение ока площадь превратилась в поле первобытной бойни. Твари с нечеловеческой яростью набрасывались друг на друга, разрывая, кромсая, вспарывая. Их когти и клыки, минуту назад нацеленные на нас, теперь вгрызались в тела сородичей. Глотуны раздирали Скрытней, Костеломы крушили черепа Пожирателей, твари мельче набрасывались целыми стаями на более крупных особей, как пираньи.

Воздух наполнился запахом крови и визгом умирающих монстров. Они разрывали друг друга на части с такой яростью, словно исполняли какой-то жуткий, первобытный танец смерти.

— Что за… — выдохнул Валун, глядя на безумное смертоубийство. — Что происходит?

Я наблюдал за этим кровавым хаосом, и понимание медленно приходило ко мне.

— Это была его финальный танец теней…

Глава 3

Черная Цитадель

Жертвенный ритуал Льва Сапрыкина сильно увеличил наши шансы на спасение. После его смерти монстры впали в неконтролируемое бешенство, буквально разрывая друг друга на части. Это дало нам драгоценное время для эвакуации, которым мы немедленно воспользовались, загрузив всех детей в автобус и устремившись по опустевшим улицам обратно к Ратуше.

Я сидел на потрепанном сиденье автобуса рядом с Кирюшей, который всю дорогу дрожал от страха, но старательно делал вид, что все нормально. Мое маленькое тело ломило от боли и усталости. Я слишком многое сделал за этот бесконечный день. Слишком много сил потратил.

Валун вел автобус, его напряженная спина и растрепанные волосы говорили