Автор и герой в лабиринте идей - Андрей Алексеевич Аствацатуров

и опозорили. Вульгарная девица, появившаяся вместе с дружками-бугаями, нагло забирает у студентов-филологов пачку сигарет и бутылку портвейна, а Елизарову-персонажу, вздумавшему было ей помешать, презрительно советует подкачать мышцы. Эта сцена – ключевой триггер дальнейшего развертывания художественной реальности рассказа и второе проявление мира демонии. Три бугая и вульгарная девица аттестуются рассказчиком как «непарные четыре твари (курсив мой. – А. А.)», то есть как инфернальные существа, принадлежащие не только земному миру. Девица, отмеченная кошмарным шрамом, «похожим на пришитый палец» (с. 167), оказывается либо ведьмой, либо жрицей, символически приглашающей героя в демонический мир «героических» тварей, уже инициированных и отмеченных ритуальными шрамами.

Далее Елизаров-персонаж послушно следует ее совету и устремляется на поиски подходящего тренажерного зала, символического места, где может совершиться переход в инфернальный мир: «Странное дело, слова девицы со шрамом я воспринял как приказ. Уже на следующий день я отправился искать тренажерный зал. На улицах прислушивался к полуподвалам. Любители тяжестей прятались под землю, из утопленных окошек гремело железо, будто внутри ковали доспехи» (с. 168). Елизаров обозначает хтоническую природу нового мира (тренажеры находятся в полуподвалах, фактически под землей) и вновь объединяет ее с героическим устремлением – здесь символически куют доспехи воинов.

Если прежний, университетский мир был миром духа, то инфернальный мир тренажерного зала оказывается миром тела. Герой отрекается от прежнего мира, забрасывает сочинительство стихов и совершенствуется именно телесно, наращивает мышечную массу, подчиняя этому процессу все векторы своей личности: «Весь ум расходовался на тренажерный зал» (с. 174). Мир духа оплакивает отступника. Школьный друг Елизарова Вадюха слезливо напоминает ему о Боге, о божьем даре, о творческой искре, но тот непреклонен. Он переходит в иной мир, в мир Зверя. Истинно божье, христианское забывается и замещается языческим атлетизмом. В жизни Елизарова как будто случайно, в полном соответствии с университетской программой филологического факультета, появляются имена античных языческих авторов: Софокл, Вергилий, Цицерон. Это перечисление иронически дополняется именами Тома Плаца, Рича Гаспари и Ли Хейни, известных бодибилдеров, в наши дни своеобразно продолжающих древнюю традицию культа тела.

Инфернальная, демоническая подоплека нового мира проявляется в полной мере, когда от Виталика, «теоретика» и символического хранителя Знания (с. 169), герой получает книгу «Система строительства тела» Джо Вейдера, знаменитого теоретика культуризма, основателя Международной ассоциации бодибилдеров, тренировавшего Арнольда Шварценеггера и многих знаменитых культуристов. Пособие аттестуется Елизаровым-рассказчиком как «гримуар» (с. 172), то есть как книга, описывающая магические церемонии заклинаний демонов. Ее автор Джо Вейдер иронически ассоциируется с персонажем вселенной Джорджа Лукаса «Звездные войны» Дартом Вейдером, который получает это имя взамен прежнего (Энакин Скайуокер), когда переходит на темную сторону силы и примыкает к ситхам: «С Вейдером я стал на темную сторону силы, и дело пошло быстрее. К следующему лету я прибавил к числу Зверя полпуда каменных мышц» (с. 173). Здесь вновь упоминается Зверь (дьявол), владыка инфернального, подземного мира. Существенно и то, что один из посвященных «братков», Владимир, обратив внимание на длинные волосы Елизарова-персонажа, с неудовольствием ему замечает: «В семинарию собрался?» (с. 173) – тем самым демонически или язычески отвергая христианский мир духа. Видимо, все приметы мира духа должны быть изгнаны с территории, где царствует тело, язычество и демония.

Еще один аспект демонического мира, уже отмеченный нами, – это его героический, эпический пафос. «Братки», хранители демонического знания, посвященные – это бывшие воины, и не просто воины, а герои. Юр Юрич – участник подавления Пражской весны, кавалер ордена Красной Звезды, а Гена Колесников – ветеран Афганской войны, награжденный орденом Красного Знамени и медалью «За отвагу» (с. 178).

Мир тела, язычества, демонии и героики отстаивает собственную эстетику, увлекающую и персонажа Елизарова. Если в мире духа главными литературными фигурами были авторы фэнтези, сказочно-кабинетной героики (Толкиен, Муркок, Желязны) (с. 174), то в демоническом мире предпочитают Юкио Мисиму (с. 177), подлинного воина-самурая. Музыкальные предпочтения обитателей двух миров также различаются. Студенты-филологи любят лирические композиции «Аквариума» и «ДДТ», «братки» слушают куда более энергичную и тяжелую музыку металлических групп «Черный Обелиск» и «Э. С. Т.»[539].

Таким образом, в рассказе «Мы вышли покурить на 17 лет» возникает бинарная оппозиция – на первый взгляд относительно устойчивое противопоставление двух миров, которое можно представить в виде следующей таблицы.

Впрочем, финальная, кульминационная сцена рассказа несколько корректирует выстроенную нами схему. «Братки», посвященные, символические хранители мира тела, сидят в ресторане, и там появляются странные посетители, парень и девушка в мрачных одеяниях, напоминающие ангелов смерти, некие «темные», не принадлежащие миру людей. Неофит Славик сообщает компании, что Елизаров был раньше таким же и только недавно стал выглядеть как «нормальный пацан», и, чтобы повеселить «братву», задирается к парню, а тот в ответ забивает в него гвоздь и повергает на дощатый пол. Темные со всей очевидностью принадлежат миру духа. Не случайно один из «братков» замечает, что они похожи на монахов (с. 193). Воин духовного мира побеждает тело, забив в него гвоздь и тем самым совершив над ним символическое распятие. Эта сцена открывает Елизарову, что мир духа, невинности, который он столь опрометчиво покинул, имеет внутри себя опасный полюс и может быть ничуть не менее героическим, чем мир инфернальный. В мире духа водятся не только слабые и трусливые интеллектуалы; в нем живут и настоящие воины. Забив гвоздь в тело Славика, «темный» как будто подмигивает Елизарову, подтверждая свое с ним сродство, о котором говорил Славик, и приглашает вернуться в мир духа теперь уже в новом качестве.

Важно, что «братва» не вступается за своего поверженного неофита, а смеется над ним: «Сложно поверить – они смеялись. „Братва“.

Удивительная пара переступила Славика, как лужу, сошла по ступеням. Их никто не задерживал. Зачем? Они были равны – „братва“ и темные. Хищники, воины из разных кланов, которым нечего в данный момент делить» (с. 197). Воинов-победителей из другого мира они воспринимают как равных себе по статусу. Перечитывая рассказ в свете кульминационного эпизода, читатель может заметить, что «братва» нисколько не стремилась переманить Елизарова в свой мир. Напротив, в демоническом мире тела его ценили как раз за причастность миру духа, именно как воина другого клана: «Ко мне же относились хорошо. Особенно Юр Юрич: – Вы тут тракторный завод имени Малышева, – обращался сразу ко всем. – А вот Мишаня – интеллигентный юноша из хорошей семьи. Он Лимонова читал…» (с. 179). В этом качестве Елизаров-персонаж был для них неуязвим. Как только он остригает волосы, устраняя знак принадлежности миру духа, его «статус воина» в тренажерном зале понижается: «братва» начинает его высмеивать и