Время скитальцев - Мария Чернышова

— Купили?

— Нет. Не нашли. Ушли с пустыми руками. Не припоминаю ни одного ритуала, где был бы потребен серый кот.

— Несомненно, таковые существуют. Ты сказал, в последний день? Они съехали? Куда?

— Сундук отнесли на барку «Болотная тварь». Приписана к порту Фортьезы. Перевозит соль и другие товары по Риваре уже лет пять. Владелец Жоакин Фареш. Капитан Бенито Бальбоа. Оба, как видите, тоже с внутренней Эклейды. Ушла вниз по реке позавчера вечером.

— Надеюсь, наши люди не дремлют?

— Думаю, они уже нагоняют барку. Соляные суда ползут медленно и делают частые остановки. Надеюсь, мы возьмем всю компанию до того, как они пересекут границу. Виоренца может не выдать эклейдца, особенно если у него в родне будет кто-то из Алексароса…

— Ты отлично потрудился, Асканио. И я надеюсь, ты понял, для чего Торо предлагали помощь? Мальчишка глуп, но есть старшие.

— Они желали сократить себе время на поиски? — осторожно предполагает помощник.

— Именно. И я надеюсь, наши люди будут достаточно расторопны, чтобы успеть первыми. Иначе мы найдем четыре трупа.

В дверь тяжело стучатся. Появляется Дольчино.

— Торо отказались от тела, — извещает его примо-квестор.

— Так, значит, я в общую, — равнодушно кивает Дольчино, — к бродягам.

— Подожди. Я распоряжусь, когда придет время. И еще, — примо-квестор обращается к Асканио. — Вчера в герцогском замке я видел живописца, работавшего над какой-то фреской. Передай ему мой приказ: пусть явится либо сам, либо пришлет толкового ученика, чтобы зарисовать ожоги. Подробно. В цвете.

Приказ приводит в изумление не только Асканио, но и вызывает слабую тень недоумения на лице палача. Однако оспаривать распоряжения примо-квестора не принято.

Палач поворачивается, чтобы уйти, но тут в дверь снова стучат, на сей раз очень осторожно.

— Войдите! — приказывает примо-квестор, и в дверь протискивается стражник в «синичьей» черно-желтой тунике.

— Дозвольте доложить, ваша милость? — робко спрашивает он и в ответ на милостивый кивок Асканио продолжает. — Я, стало быть, докладаю: мертвяка встретил.

Подобное заявление оказывается чересчур смелым даже для примо-квестора. Он и его расторопный помощник переглядываются. Асканио демонстративно поводит носом:

— Не посещал ли ты с утра таверну, солдат?

— Никак нет, не посещал. А встретил вовсе даже в тот день, когда в оцеплении стоял у того раскуроченного дома на мосту Эрколэ Безумного.

Примо-квестор и Асканио вновь обмениваются взглядами.

— П родолжай, солдат, — требует примо-квестор. — Как выглядел твой мертвяк?

— Да, ничего так, бодренький, румяный.

— Тогда с чего ты взял, что он мертв?

— Так я его узнал. Я как увидел, что он у моста крутится, так у меня потом все время в башке свербило: видел ведь, видел где-то. А вспомнить никак. А тут как просветление нашло: это ж Гвидо Заноза!

Асканио в недоумении смотрит на примо-квестора. Джулио Бравенте чуть морщит лоб, прикрывает глаза, словно это помогает мыслить, и внезапно размеренно произносит:

— Гвидо по прозвищу Заноза. Юн, но насквозь испорчен. Мать неизвестна. Отец неизвестен. Место рождения неизвестно. Точный возраст не установлен. Утверждал, что четырнадцать, но явно занижал, рассчитывая на помилование. Осужден за кражу бочонка с зернами перца с герцогского склада. Пойман с поличным. Вину признал, оттого пытке не подвергался. Приговорен к повешению в день Зимнего Солнца. Поутру в день казни найден без признаков жизни на полу общей камеры. Вероятно, от ужаса принял дурманящее зелье.

— Во-во, — радостно подтверждает стражник. — Он самый и есть, ваша милость. Это ж я его в суд доставлял. Он еще обложил меня последними словами, а после, когда приговор объявили, сопли жевал вперемешку со слезами… Аж жалко стало, право слово.

Бравенте морщится, и солдат испуганно замолкает.

— Прибереги свою жалость для достойного предмета, стражник. Еще раз повторю вопрос: как выглядел твой Гвидо Заноза? Опиши подробно.

— Ну как… заматерел, конечно. Но рожа знакомая — рыжая, бесстыжая, и улыбочка та самая. А еще зубы… А того Занозы свои были, а у этого красные, золотые. Дорогущие, поди! — с явной завистью говорит солдат, чьи зубы оставляют желать лучшего.

— И куртка красная? — дополняет Бравенте.

Пораженный такой прозорливостью начальства стражник выкатывает глаза и торопливо кивает.

— Ты помнишь этого сопляка, Дольчино?

Палач пожимает плечами, не меняя профессионально-равнодушного выражения лица.

— Да сколько народа через мои руки-то прошло, ваша милость? Разве упомнишь? Слилось все.

— Возможно. Свободны оба. Ты знаешь свой долг, солдат. Это радует.

— Какая интересная компания собралась на барке «Болотная тварь», — замечает примо-квестор, снова оставшись вдвоем с помощником. — Просто не терпится познакомиться и послушать.

— Дольчино умеет извлекать истории, — соглашается Асканио. — Могу я спросить, ваша милость?

— Спрашивай.

— Я просто не первый раз замечаю за эти годы… Вы… всех их помните?

— Ты про смертников? Да, Асканио, всех.

Осколок четвертый. Погоня. Глава первая. Барка «Болотная тварь»

Тони, Тони, старый ты греховодник, как ты посмел помереть и бросить свою жену одну в этом паскудном мире⁈ Как посмел ты, окаянный, оставить ту, которую обещался почитать и оберегать⁈ Да и женушка твоя не лучше, все мечтала о непонятном, воображала себя умной, да рукастой, да талантливой — но жизнь все взяла да и расставила по местам.

Мы с тобой редкие дураки, Тони. Многого желали да малого достигли, да и то рассеялось пылью, разлетелось по ветру, ушло, словно круги на воде. Ушло и вовек не вернется…

Так горько размышляла Джованна Сансеверо, полулежа на жестком тюке в глубине душного вонючего трюма соляной барки, что почти неощутимо ползла вниз по течению. Содержимое тюка давило в спину, от спертого воздуха свело глотку, но Джованна лишь смутно ощущала все эти неудобства. Тяжелая, словно сотни блоков камня, тоска согнула плечи и отодвинула телесные скорби прочь.

В трюме было полутемно. Слышался приглушенный массой груза плеск воды в борта, скрип железной цепи, на которой покачивался крошечный фонарик со слабенькой оплывшей свечкой да изредка мощные всхрапывания: неподалеку, упав голым пузом на соляной мешок, сладко, словно на мягчайшем тюфяке, почивал Йеспер Варендаль. Кожаная куртка, замаранная грязью и травяной зеленью, сползла с его спины, и Джованна видела старые, почти изгладившиеся полосы шрамов. Она смутно помнила дни, когда эти шрамы выглядели совсем свежими, но тогда она не интересовалась, откуда