Ашер 6 - Сергей Шиленко

— Кар! — раздалось над головой, и ворон-мотылек, весь покрытый золотистой пыльцой, возбужденно закружил над нами.

— Бертрам! — окликнул я его и вытянул руку. Суетливая птица тут же уцепилась за нее когтистыми лапами. — Как жизнь, приятель?

— Кар! Кар! — Ворон что-то прокаркал, будто жалуясь, и ткнулся головой мне в подбородок. Я машинально погладил его.

— Как он? — спросил Грэг. Этот вопрос беспокоил нас всех с тех пор, как не стало Кристофера, его хозяина и нашего друга. Я пожал плечами. Берти тем временем вспорхнул и неторопливо полетел в сторону дома.

— Не знаю, но, похоже, он хочет, чтобы мы пошли за ним, — я легонько толкнул мальчишку в плечо и добавил то, что он наверняка жаждал услышать: — Наперегонки!

Мы вдвоем, обгоняя друг друга и хохоча, помчались за птицей. Бертрам привел нас в дом, а оттуда — прямиком в библиотеку на первом этаже.

— Кар! — каркнул ворон и завертелся на месте, словно попал в крошечное торнадо.

— Да успокойся ты, несносная птица! Весь стол мне запылил! — раздался ворчливый голос Бруно. Самого его почти не было видно из-за стопок книг, громоздившихся на круглом столе в центре комнаты.

— Кар! Кар! — ответил ему пернатый золотоискатель и закружился еще сильнее. Золотистая пыльца посыпалась во все стороны, красиво переливаясь в косых солнечных лучах, что проникали в библиотеку через высокие окна в стенах и потолке. Зрелище было завораживающее, но Бруно лишь раздраженно фыркнул и картинно закатил глаза.

— Что ж, по крайней мере, ты сделал, о чем тебя просили, и привел сюда хозяина, — проворчал управляющий, аккуратно смахивая тряпочкой пыль с книги в тяжелом темно-бордовом кожаном переплете.

— Как успехи, Бруно? — спросил я, небрежно прислонившись бедром к столу. Грэг, поняв, что сейчас начнутся взрослые и скучные разговоры, отправился бродить между стеллажами в поисках чего-нибудь интересного.

— Великолепно, господин! — Старик-коала буквально сиял, открывая книгу. Корешок хрустнул так, словно фолиант только что из типографии, и Бруно был первым, кто его открыл. — Рад, что вы пришли так быстро, мне не терпится все вам рассказать. Я только что закончил собирать всю доступную информацию по улучшению оружия сердцами вестников. Все проанализировал и сделал выжимку самого нужного и полезного: начиная от видов камней, от красного до фиолетового, и заканчивая тем, с какими металлами их лучше всего сплавлять.

— Можешь быстренько, в двух словах, ввести в курс дела? — попросил я, разворачивая книгу к себе. Перевернул первую страницу — и чуть не присвистнул. Плотный блок рукописного текста, выполненного таким мелким, убористым почерком, что глаза сломаешь. Или уснешь от скуки, если попытаешься прочитать все это за один присест. Еще неизвестно, что наступило бы раньше.

И это, чтоб вы понимали, была только первая страница.

— Красные и оранжевые камни считаются самыми распространенными, — зачастил Бруно, нетерпеливо покачиваясь на носочках стула. Его так и распирало от желания вывалить на меня всю накопленную информацию, да поскорее. Табурет под ним угрожающе скрипел. — Следующий уровень — желтые и зеленые сердца, они уже куда реже встречаются. И наконец, третий уровень — синие и фиолетовые, которые вообще большая редкость.

— Да, Сет с Шелли мне об этом вкратце рассказывали, — кивнул я. — А есть тут что-нибудь о том, почему мой клинок, который я улучшил синим камнем от жены, после трех стычек рассыпался в труху? Я-то думал, что у камня просто сила кончается, а сам клинок остается обычным железом.

Меня этот факт до сих пор злил и расстраивал. Тот меч был подарком Риты, а ей он достался от матери. И я прекрасно видел, насколько он был ей дорог.

— Какая гравировка была на вашем клинке после слияния с сердцем? — уточнил управляющий. — Какую форму она приняла?

— Круг, — начал было я, но тут же поправился. — Хотя нет, не совсем. Сначала у основания лезвия появился треугольник, потом он превратился в круг, а перед последним боем — в полумесяц.

— И камень был синим, верно? — переспросил старик, и я подтвердил. — Да, похоже, тут есть определенная логика. Чем мощнее и реже камень, тем меньше раз его можно использовать. Формы гравировки как раз и показывают, сколько раз сила клинка может быть активирована в бою. Треугольник означал, что у клинка есть заряд на три боя, круг — на два, полумесяц — на один.

— То есть, будь там квадрат, у меня было бы четыре боя? — быстро сообразил я.

— Именно так, — подтвердил хранитель знаний, поправляя свой монокль. — Но обычно синие и фиолетовые камни нельзя использовать больше двух раз. Так что тот факт, что вам досталось целых три — это невероятная удача. Случай совершенно исключительный.

— Тем обиднее, что меча больше нет, — я криво усмехнулся. — Почему так происходит, кстати?

— Редкие камни проводят колоссальное количество энергии единовременно, а не постепенно, малыми порциями, как обычные. Даже самый прочный, искусно выкованный металл не способен выдержать такой напор, — терпеливо объяснил мне Бруно. — Красные и оранжевые зачастую вообще не оставляют следов на оружии, служат практически вечно, и сила их настолько мала, что клинку ничем не угрожает.

— А какие свойства у этих камней? — Сет мне что-то говорил на этот счет, но вдруг Бруно вычитал что-то новенькое.

— Красные помогают приспособиться к любому повороту в битве, — управляющий посмотрел куда-то вверх, словно сверяясь с невидимой шпаргалкой. — Оранжевые обычно улучшают скорость и гибкость. Но тут нужен по-настоящему одаренный алхимик, только они могут рассказать о камнях больше, и то лишь после того, как сердце уже вплавлено в оружие.

— То есть, заранее никто не скажет, какой из двух одинаковых на вид камней окажется круче? — уточнил я, пытаясь разобраться в исходных данных. — И я не могу просто взять и вплавить в оружие больше одного камня, потому что хрен его знает, что из этого выйдет?

— В целом, все так, — подтвердил хранитель знаний, засовывая мохнатые руки в карманы своего синего сюртука. — Знания об этом, доступные в книгах, в лучшем случае туманны и расплывчаты. Ядра бурно реагируют друг на друга даже при простом слиянии, не говоря уже о ковке. Главная причина, по которой такие эксперименты по сей день под негласным запретом, — это чудовищные потери