Параллельная мифология - Джон Френсис Бирлайн

мира, в круг жизни человека, его привязанностей, мотивов и возможностей. Так происходит, скажем, когда миф говорит о мировом яйце или мировом древе, чтобы изобразить основу и источник мира графическим способом, или когда он говорит о войнах между богами, в результате которых сложились все законы и обстоятельства привычного нам мира. Миф повествует о неземном как о земном, о божественном как о человеческом.

Миф подчеркивает, что основа и цель привычного и доступного мира, в котором мы живем, не заключены в нем самом; напротив» его основание и границы лежат за пределами всего обычного и доступного; все, что окружает нас, постоянно находится под угрозой и в то же время под контролем сверхъестественных сил, которые и есть основание и границы мира. Кроме того, миф также выражает уверенность в том, что мы — не хозяева себе, что мы зависим не только от знакомого и привычного мира, но и, в еще большей степени, от сил, царящих над этим миром, и что именно благодаря этой своей зависимости от них мы способны освободиться от власти обычных сил.

…Миф говорит о богах как о людях, об их действиях — как о человеческих поступках; с тем лишь различием, что боги представлены как наделенные сверхчеловеческой мощью, а их поступки непредсказуемы и способны противоречить естественному ходу вещей. Таким образом, миф превращает богов (или Бога) в людей исключительной силы, и так происходит даже тогда, когда он говорит о божественном всемогуществе и всезнании, ибо здесь отличие от человеческой силы и знания не качественное, а лишь количественное.

Короче говоря, миф объективизирует трансцендентное в имманентное и, таким образом, доступное, что становится очевидным, когда культ все больше и больше превращается в действие, призванное повлиять на бога, отвратив от себя его гнев и завоевав его милость.

Рейнгольд Нибур (1892–1971), американский протестантский теолог:

«Охватить взором целое возможно, лишь приняв, что человеческая история имеет некий смысл; а современный эмпиризм боится допустить это. История может приобрести смысл только с помощью мифологии».

(«Размышления о конце эпохи»)

«Только миф способен представить мироздание как царство согласованности и смысла, не отрицая при этом несогласующиеся между собой факты. Мироздание мифа согласованно, потому что все факты в нем связаны с неким центральным источником смысла; но эта согласованность не рациональна, поскольку миф не подчиняется бесплодной необходимости соединять между собой все явления в терминах непосредственной рациональной связности».

(«Интерпретация христианской этики»)

«Сущностная истина великого религиозного мифа не может быть измерена непосредственным происшествием, который породил его; она не может толковаться исходя из поверхностного намерения. История Вавилонской башни могла возникнуть на основе того, что недостроенный храм Мардука в Вавилоне взволновал воображение обитавших в соседней пустыне людей, созерцавших его несовершенное величие и размышлявших о причине, по которой он остался неоконченным. Непосредственной целью этой истории могла быть попытка создать мифологическое объяснение происхождения множества языков и культур. Но ни сомнительное происхождение этой легенды, ни фантастический характер ее предполагаемой истории не должны затемнять ее сущностную идею в сознании тех, кто достаточно мудр, чтобы распознать в первобытных фантазиях вечные и бесценные прозрения».

(«По ту сторону трагедии»)

Пауль Тиллих (1886–1965), родившийся в Германии американский протестантский теолог:

«Мифологический язык представляется в такой же степени древним, сочетая в себе техническое объяснение явлений с религиозным переживанием, которое обладает высочайшим смыслом даже для повседневной жизни. Религиозный язык — язык символико-мифологический, даже тогда, когда он интерпретирует факты и события, принадлежащие к царству обыденной встречи с повседневной реальностью. Современное смешение этих двух типов языка служит причиной одного из самых серьезных препятствий к пониманию религии, так же как в донаучный период — к постижению обычной повседневной реальности как объекта технического использования.

Язык мифа, так же как и язык повседневной реальности, может быть переведен на другие типы языка — поэтический или научный. Как и религиозный язык, поэтический, язык живет в символах, но поэтические символы выражают иное качество столкновения человека с реальностью, чем религиозные символы».

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИФЫ И СПОСОБЫ ИХ ИНТЕРПРЕТАЦИИ

Открытие параллельных мифов

Великие исторические встречи между европейцами и разно образными народами Африки, Азии и Америки повлекли за собой множество далеко Идущих последствий. Самым, возможно, интересным (а для первых исследователей — просто ошеломляющим) результатом было открытие того, что культуры, далеко отстоящие друг от друга во времени и пространстве, имеют чрезвычайно сходные между собой религиозные обряды и мифы.

К примеру, когда испанцы впервые ступили на землю Нового Света, они были потрясены многочисленными параллелями между туземными религиями и католицизмом. Сравнивая веру испанцев с верованиями мексиканских ацтеков, американский историк XIX века Уильям Прескотт писал в своей книге «Завоевание Мексики»:

«Еще более исключительное совпадение с христианскими ритуалами представляет их церемония именования детей. Губы и живот ребенка окроплялись водой [sic!], и «Владыка должен был позволить священным каплям смыть грех, отягощающий его со времен еще до основания мира; так, чтобы ребенок мог родиться заново». О христианской морали нам напоминают их молитвы, в которой они используют стандартные формулы. «Неужели, о Владыка, ты уничтожишь нас навеки? Неужели это наказание должно уничтожить нас, а не изменить?» И снова: «Удели нам по твоему великому милосердию дары, которых мы недостойны по нашим заслугам».

…Нерушимо соблюдались тайны исповеди, а епитимьи, налагавшиеся на грешников, очень напоминали те, которые использует Католическая церковь».

Конквистадоры обнаружили множество параллелей с католицизмом среди народов Инкской империи в Перу и Боливии. Вот отрывок из книги Джеральда Л.Берри «Религии мира»:

«Практиковались обряды крещения и исповеди. Жертвоприношение младенцев замещалось ритуалом, в котором проливалась кровь, но жизнь сохранялась (эту практику можно сопоставить с обрезанием мужчин). В ветхозаветной истории Авраама и Исаака можно найти отголосок инкского обычая предлагать в жертву сына за грехи отца. У инков был обряд святого причастия, в котором использовался священный хлеб «санку», обрызганный кровью жертвенной овцы [по-видимому, не «овцы», а ламы. — Прим. автора.]».

Американский художник и путешественник XIX века Джордж Кэтлин жил на Великих Равнинах Северной Америки среди множества различных племен. Он обнаружил, что ритуалы этих племен похожи на обряды древних евреев, описанные в Ветхом Завете. Вот что говорится в его «Письмах и записках об обычаях, традициях и обрядах индейцев Северной Америки»:

«На основании множества традиций, которые я наблюдал среди них, мне пришлось убедиться в том, что они решительно напоминают иудейские; многие из них столь своеобразны, что нельзя считать невозможным или, во всяком случае, исключительно маловероятно, чтобы два