Непрошеный пришелец: Михаил Кузмин. От Серебряного века к неофициальной культуре - Александра Сергеевна Пахомова

каждой страницы его рассеянный, самоуглубленный взгляд, лениво и снисходительно взирающий из-под тяжелых полуопущенных век на недобрую и томительную мирскую суету, от которой можно было бы отказаться навек <…>. Пусть он зачастую предпочитает комнату в шестом этаже безбрежному простору вселенной, пусть он предпочитает томные вздохи громовым пророчествам и голубиное воркованье – мятежным напевам бури[584].

Приведем еще пару характерных примеров. Н. Н. Асеев на страницах журнала «Авангард» писал в 1922 году, что Кузмин «продолжает талантливо стилизовать современные поэтические техницизмы, как раньше столь же тонко делал он это с александрийским стихом»[585]; благожелательный к Кузмину критик Иннокентий Оксенов напомнил, что «…Кузмин снова – увы! – поэт мелочей, и уже не искусный, как прежде, а приторный и претенциозный»[586]. По другую сторону границы Г. В. Адамович однозначно отказывал Кузмину в «современности»:

Кузмин есть плоть от плоти литературно-богемного Петербурга периода 1905–1914, дитя предвоенных и предреволюционных лет. Недаром для тех, кто помнит художественную жизнь того времени, его имя еще полно очарования. <…> Последние книги Кузмина обнаруживают такую растерянность и такую пустоту, которых трудно было ждать. Кажется, что Кузмин опрокинут и раздавлен нашим бурным временем. Он пытается кричать в тон времени, но его не слышно[587].

Все это говорит о том, что все попытки Кузмина изменить свою репутацию, выстроить новый публичный образ и привлечь новую аудиторию потерпели неудачу. Конструирование его образа закончилось к началу 1910-х годов: оставшиеся без малого 25 лет литературной деятельности автор и его читатели в той или иной степени поддерживали образ «радостного путника», путешествующего по нездешним садам и тихим озерам. Такая репутация ранее помогла Кузмину достичь небольшой и краткой славы в 1920–1922 годах, когда он негласно занял место одного из первых поэтов Петрограда. Однако эта слава оказалась недолгой: уже в 1923 году проявляются обратные тенденции. Разберем один показательный случай – участие Кузмина в реорганизации Союза поэтов.

Собранное в 1920 году Петроградское отделение Союза прекратило свое существование к концу 1921-го. Первое собрание инициативной группы по вопросу создания нового Союза состоялось 27 июля 1923 года. На нем присутствовали Е. Г. Полонская, Г. Б. Шмерельсон (командированный из Московского отделения), К. А. Эрберг, К. К. Вагинов, Н. К. Чуковский и др. Ввиду летнего времени писатели решили повременить с организацией, однако дело застопорилось. В начале 1924 года Московское отделение Союза отправляет эмиссара, поэта Н. Н. Захарова-Мэнского, в Петроград, чтобы заняться реорганизацией. Захаров-Мэнский, ища союзников, отправляет записку Кузмину – вероятно, как одному из немногих известных поэтов старшего поколения:

Просьба оказать содействие в «налаживании» Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов во время визита З.‑М. на юбилей Сологуба 28-го. «Своим авторитетом помочь мне» в организации собрания Питерских поэтов[588].

Организационное бюро нового Союза окончательно сформировалось в начале февраля 1924 года: в него вошли Вагинов, Рождественский, Полонская, Тихонов, Шмерельсон; кроме того, по инициативе центрального (Московского) правления в состав петроградской инициативной группы также вошли К. Эрберг, П. Н. Ставрогин и Кузмин. По мнению историка Петроградского союза поэтов Т. А. Кукушкиной, Кузмин изначально рассматривался поэтами как вероятный председатель Союза[589]; по всей видимости, его кандидатура была одобрена Московским правлением, что и отражает письмо Захарова-Мэнского. Собрания энтузиастов Союза в 1924 году проходили на квартире Кузмина, о чем свидетельствует сохранившаяся записка Шмерельсона К. Сюннербергу[590]. О планах заседаний судить трудно, однако не подлежит сомнению, что Кузмину отводилась либо символическая роль «мэтра», либо напрямую роль будущего председателя Союза.

Выбор Кузмина был довольно предсказуем. В отличие от своего предшественника новый Союз ориентировался на пооктябрьское поколение: его организаторы были преимущественно молодыми авторами, только вошедшими в литературу. По этой причине одним из первых их предприятий стал поиск председателя, способного сплотить вокруг себя литературную молодежь. Кузмин сохранял еще славу одного из первых поэтов Петрограда, органично становясь в один ряд с Блоком и Гумилевым. Уместно привести отрывок из позднего письма почитательницы Кузмина, которая в 1934 году пишет ему:

Я принадлежу к тому поколению средних интеллигентов, которые почти учились читать по произведениям Ваших знаменитых современников и Вашим. Первыми поэтами, по которым мы познавали искусство, были Александр Блок, Вы и Гумилев[591], —

сопоставление демонстрирует дискурсивное сближение трех поэтов в риторике эпохи. Хотя в 1925 году Адамович утверждал, что «сейчас… „первого“ русского поэта нет. Есть несколько прекрасных, два-три на редкость прекрасных поэта…»[592], в 1923 году он занимал иную позицию: «В Петербурге есть три общепризнанных поэта: Сологуб, Ахматова и Кузмин»[593]. Помимо своего статуса, Кузмин был хорошим претендентом на пост нового председателя еще и потому, что нередко вовлекался в проекты начинающих писателей. Так, летом 1921 года он ответил согласием на приглашение братьев Смиренских и Вагинова вступить в литературный кружок «Кольцо поэтов им. К. М. Фофанова»[594]; в марте 1923-го согласился на предложение пролетарского писателя А. Крайского участвовать в создании журнала (проект не реализовался)[595]. Но немаловажную роль в выборе Кузмина как центральной фигуры нового Союза стала внутренняя готовность поэта быть ею. Можно довольно уверенно предположить, что согласие стать центром Союза было инспирировано паузой в деятельности объединения эмоционалистов: 17 июля 1923 года Кузмин пишет об угасании интереса к «Абраксасу»: «…Абраксасы, даже то, что мы живем с ними – какой-то мираж…»[596], а уже 27 июля происходит первое собрание оргбюро Союза, в котором Кузмин еще не числился среди участников, но после которого, вероятно, получил приглашение им стать. Союз поэтов можно рассматривать как очередную группу молодежи, на которую Кузмин хотел распространить свое влияние, как некогда он сделал с «кружком гимназистов», «Марсельскими матросами» и эмоционалистами.

Первое общее собрание поэтов по вопросу учреждения нового Союза состоялось 6 апреля 1924 года. Объявление о нем, разосланное в петроградские газеты, было подписано Арским, Вагиновым, Галиатом, Кузминым, Полонской, Рождественским и др. Однако по итогу этих собраний Кузмин не входит ни в список кандидатов в правление Союза, ни – в итоге – в само правление. Причиной этому, по всей видимости, стал усилившийся партийный контроль: если тремя годами ранее поэтическую организацию оставляли на откуп самим поэтам, то в 1923 году ситуация была иной. В состав оргбюро вошли деятель Пролеткульта П. Арский и председатель секции печати Ленинградского губернского отдела Всероссийского союза работников просвещения Н. А. Энгель. На состоявшемся 12 апреля 1924 года собрании было избрано правление в следующем составе: «председатель – Садофьев, Товарищи председателя – Тихонов и Н. Энгель, Секретарь правления – Шмерельсон, академический секретарь правления – Рождественский»[597]. Во