Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

медайер, Ле Локль» [Huguenin Médailleurs, Le Locle]. На аверсе медали был изображен Брежнев, на реверсе выгравирована надпись на трех языках «Люди, которые творят историю». Руководство фирмы надеялось, что медаль понравится Брежневу «как тщательностью выполнения, так и своим внешним видом», и просило передать генсеку свои наилучшие пожелания[841].

В марте 1982 г. Брежнев отметил в «дневнике» вручение ему, как оказалось, последних иностранных наград: «17 марта 1982 г. Принял золотую медаль Всемирного Союза»[842]; «18 марта 1982 г. Принял награду от Лаосца»[843]. Однако и здесь история немного подшутила над Брежневым: еще 15 декабря 1981 г. ему было присвоено звание Героя Республики Куба и он был награжден высшим кубинским орденом «Карлос Мануэль де Сеспедес», но нерасторопные кубинцы не удосужились оперативно вручить награды. Золотую звезду героя и орден доставила в Москву кубинская делегация, прибывшая на похороны Брежнева[844].

Практика награждений «брежневской эпохи» без сомнения имела специфические, свойственные только ей, черты. Ее характеризовали массовость награждений, в том числе по результатам выполнения ежегодных плановых заданий, общий рост количества награждений, в том числе военных в мирное время, разовые акции по награждению отдельных групп трудящихся, абсолютное превалирование «простых» крестьян и рабочих среди награжденных, численное преобладание наград, выделяемых для сельскохозяйственного сектора, в сравнении промышленным, «наградные» лимиты.

Секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов вручает Л.И. Брежневу учрежденный ЦК КПСС знак «50 лет пребывания в КПСС»

29 октября 1981

[РГАНИ. Ф. 80. Оп. 2. Д. 125. Л. 223]

Орденами и медалями ежегодно награждались сотни тысяч, а зачастую и миллионы человек, что выступило мощным средством идентификации широких слоев населения с правящим коммунистическим режимом и легитимации советской системы. В то же время наградная индустрия таила в себе опасность девальвации высоких государственных наград, что потребовало выработки специфической «наградной политики» как инструмента коррекции дефицитов и рисков.

Ответить на вопрос о том, насколько моральное поощрение стало фактором, позитивно повлиявшим на экономику, гораздо сложнее. Можно с большой долей уверенности предположить, что в результате массовых награждений часть работников колхозов, совхозов и промышленных предприятий выбрала для себя в качестве стратегии повседневного поведения так называемое ударничество – они трудились с высокой степенью отдачи, активно участвовали в социалистическом соревновании, выполняли и перевыполняли плановые задания и т. д. Подобное поведение также давало право на карьерный рост, более высокий уровень оплаты труда, получение льгот. Однако очевидно, что только моральные стимулы к труду не смогли решить одну из главных проблем советской экономики – мотивации к труду. В свою очередь, слабая мотивация труда в сочетании с дефицитами материального стимулирования в условиях «уравниловки» в промышленности и отчуждения работников от средств и результатов труда в сельском хозяйстве порождала в качестве ответной реакции у большинства трудящихся рост социальной апатии и равнодушия к делам производства и общественной жизни, усугублявшихся массовым пьянством.

Награждения самого Брежнева были только верхушкой айсберга выстроенной им системы. Человек, чьим попечением лацканы миллионов пиджаков советских граждан украшались орденами и медалями, полагал справедливым, что его заслуги перед партией и государством также должны быть вознаграждены достойно. Будучи фактически единственным участником войны среди членов Политбюро, прослужившим на театре боевых действий все четыре года, Брежнев и в этом отношении имел, как он, очевидно, считал, больше всего прав быть награжденным. Без сомнения, в нездоровой страсти к коллекционированию наград свою роль сыграло также гипертрофированное тщеславие Брежнева. Можно также предположить, что в последние годы жизни Брежнева ритуалы массовых награждений все больше и больше подменяли собой для генерального секретаря ЦК КПСС и политического руководства СССР реальную деятельность, одновременно создавая эффект благополучного «золотого века».

Глава 6

Брежнев и советская репрессивность

Пока я жив, пока я в этом кабинете, крови не будет.

Л.И. Брежнев

§ 1. Брежнев и государственное насилие: личный опыт

«Человек с ружьем»?

14 июня 1927 г. комсомолец Леонид Брежнев купил в г. Курске браунинг. Об обстоятельствах не вполне законной покупки оружия 20-летний землеустроитель умалчивал, зато настойчиво ссылался на то, что оружие ему жизненно необходимо: в Ильковской экономии, располагавшейся на территории Краснояружской волости Грайворонского уезда Курской губернии, где трудился Брежнев, его деятельность была якобы «связана со всякого рода скандалами». После покупки Брежнев попытался легализовать владение браунингом и получить разрешение на ношение оружия. Для этого он сначала обратился в коммунистическую ячейку Ильковской экономии, а еще спустя два месяца, заручившись рекомендацией ячейки и поручительством члена ВКП(б) и волостного исполкома Солошенко, подал ходатайство в Краснояружский волком ВКП(б), прося учесть, что «район работ и [сама] работа связана с рядом опасностей». Волостной партийный комитет благосклонно отнесся к ходатайству Брежнева и предложил ему подготовить необходимые документы[845].

Спустя два дня, 15 августа 1927 г., к Брежневу пожаловал сотрудник ОГПУ Климов, который изъял браунинг, пообещав спустя несколько дней вернуть пистолет, а вместе с ним вручить Брежневу разрешение на владение оружием. Однако вплоть до конца августа этого так и не случилось, более того, от секретаря коммунистической ячейки Ильковской экономии Брежнев узнал, что его обманули. Климов даже не думал возвращать ему оружие, фактически присвоив браунинг себе. 31 августа 1927 г. возмущенный Брежнев просил Краснояружский волком ВКП(б), «приняв во внимание мою увязку с ячейкой и волкомом насчет разрешения, вернуть у т. Климова взятый у меня браунинг и хранить его в волкоме ВКП(б) вплоть до [выдачи] разрешения на право ношения оружия»[846].

Получил ли Брежнев браунинг обратно или нет, нам не известно. Здесь крайне важно другое – горячее желание юноши стать «человеком с ружьем». Мотив самообороны, на котором настаивал Брежнев в своем ходатайстве, чтобы оправдать незаконную покупку оружия, можно с большой долей уверенности отмести: серьезная опасность террора со стороны «кулачества» в спокойном 1927 г. навряд ли грозила Брежневу как землемеру. Скорее, им двигало честолюбивое стремление повысить свое общественное положение в глазах окружающих. Легальное владение огнестрельным оружием являлось после революции 1917 г., а особенно в мирные годы нэпа, исключительной привилегией партийно-комсомольских элит[847]. В совокупности с фактическим уголовным иммунитетом[848] право владения оружием превращало коммунистов и комсомольцев в особую советскую касту, подтверждало их привилегированный статус. Именно этого добивался комсомолец Леонид Брежнев, потратившись на пистолет, – документ, узаконивавший его в качестве владельца браунинга, был бы, наряду с комсомольским билетом, важным доказательством принадлежности молодого комсомольца к советскому правящему классу. Однако в 1927 г. эта привилегия была ему еще явно не по статусу, что прекрасно понимал представитель органов государственной безопасности.