Либежгора - Рустам Разуванов

но тетя Таня сразу же начала меня подгонять, потому что вот-вот должен был подъехать на мотоцикле дядя Толя Дым и довезти нас до Кривого. Я кое-как умылся, сел завтракать, и когда я допивал чай, за окном уже послышался звук приближающегося мотоцикла. Мама выглянула в окошко и заметила, что он подъехал. Тетя Таня схватила узелок и стала одеваться, я, залпом допивая чай, последовал ее примеру.

Мы поздоровались с дядей Толей и начали думать, кому как удобнее сесть, чтобы втроем доехать на его «Восходе». Решили, что тетя Таня сядет сразу же за дядей Толей, а я почти на самый краешек за ней. Было очень неудобно, и мне сразу же показалось, что я слечу где-нибудь по дороге, но другого выбора не было. «Восход» уверенно тронулся с места. Дядя Толя ехал достаточно быстро, но плавно вписывался в повороты и мягко объезжал почти все ямы, поэтому я со временем перестал бояться сползти на заднее крыло мотоцикла, хотя удобнее сидеть не стало.

Уже через пару минут пейзаж сельских полей и домов нашей деревни сменился густым ельняком и высокими соснами. Ветки нависали прямо над дорогой, и иногда мне казалось, что они вот-вот ударят по лицу. Мы проехали несколько поворотов и маленьких развилок, за которыми виднелись небольшие поляны и луга. Минут через двадцать дядя Толя стал сбрасывать скорость, и из-за деревьев показалось широкое поле, за которым виднелись дома. Повернув за полем перед самыми домами налево, мы направились куда-то в глубь деревни. Остановившись возле одного из домов, Дым заглушил двигатель. Дом был стареньким и покосившимся, без забора или хоть какой-то маленькой изгороди. За ним виднелись теплицы, яблони и небольшой огород. Дверь дома распахнулась, и навстречу нам вышел какой-то невысокий старичок.

– О-хо-хо, я смотрю в окошко, думаю, ты али нет!

– Хм-м-м… Здравствуй, Витюш.

– Здравствуйте, дядя Витя!

– Ой, а кто хоть… Не серчай, совсем старенький стал, не вижу ни черта!

– Да это я, Таня, дочка Шурушкина.

– Ой, Танечка, совсем не признал!

Старичок подбежал, крепко пожал руку Дыма и начал обнимать тетю Таню. Вдоволь наобнимавшись и расцеловав во все щеки дочку своей старой знакомой, он обратил взгляд на меня и с улыбкой спросил:

– А это что же, Витенька у тебя?

– Да что ты, Витенька у меня уже в армии служит, летом этим придет.

– Ой-ой, какой уже… Совсем взрослый, значит!

– А это младшей нашей, Риты, сын. Рома.

– Ну вот, совсем старый, никого не узнать!

– Здравствуйте.

– Здравствуй-здравствуй! Ах, тоже большой какой… Баской племянничек-то у тебя. А что же это я… Проходите в дом, хоть чаем угощу, как раз самовар-то нагрет!

– Нет-нет, дядь Вась, нам некогда, спешим мы очень, за помощью к тебе пришли.

– Хм-м-м… Перекинь их, им на Старую мельницу нужно бы. Хм-м-мм…

– В Мельницу? Вон оно как… Дак это я мигом! Мигом, у меня лодка-то еще не убрана. На рыбалочку-то…

– Спасибо тебе, дядь Вась, мама вам приветов слала да гостинцев.

– Ну что ты! Еще не хватало!

Тетя Таня достала банки с консервами, и начался долгий обыденный для этих мест спор, кто кого должен угощать. Тетя Таня пыталась с уговорами вручить старику консервы, тот долго отмахивался, вытащил с крыльца целое ведро яблок и стал просить принять их взамен. В итоге, когда все мои карманы были набиты яблоками, он все же согласился принять консервы и украдкой спросил:

– Ну, а как она? Хорошо ли чувствует себя?

– Да не очень, дядя Вить.

– Не очень?

– Нет, худо ей, все что-то ей чудится теперь, кажется, что кто-то ходит… И нам тоже, неприятно так от этого…

– Чудится, вон оно как.

– Да, все говорит, что кто-то там кушать просит, ходит и хлеб крошит, а иной раз, вот вчера, например, вернулись мы домой, а у нее фотокарточки достаны, на стол поставлены и посуда перед ними разложена.

– Эвона как.

– Да уж, не знаем теперь, что и делать.

– А на Мельнице вам куда? Подскажу, может, чего?

– Да мы вот к бабушке одной собрались… Поговорить…

– К какой бабушке-то?

– Я ведь не знаю, сказали, бабушка Шура тоже ее звать, со Старой мельницы, мол, она по таким делам, знает, чем помочь.

Старик словно приуныл, и задумавшись о чем-то своем, проговорил куда-то в сторону:

– Да, была у них такая, тетка Шура… Она, может, и знает.

– Дак ты нас перевези, дядь Вить, а мы там ее найдем уж.

– Да не вопрос, конечно! Найдем мы ее, там она, куда денется.

– Хм-м-м, только ты, Витя, лишнего не говори. Хм-м-м… Сам знаешь, если в сельсовете о таком узнают!..

– Да что ты, что ты! Я могила!

– Ну что ж… Хм-м-м… Тогда я поеду. Вы точно сами обратно? Или, может, прислать кого за вами?

– Да нет, дядя Толь, спасибо тебе огромное, мы уж сами, прогуляемся.

– Хорошо, тогда я поехал.

– Спасибо тебе, дядь Толь!

Дым пошел обратно к мотоциклу и завел его. Кикстартер бесполезно брыкался, отскакивая назад, и раза с шестого все-таки откликнулся гулким ревом заведенного двигателя. Дядя Толя сел на мотоцикл как-то лениво, словно на табурет, и медленно двинулся в обратную сторону. А мы, в который раз отказываясь от приглашения зайти в гости на чай, все вместе двинулись в сторону реки, еще глубже в лес от деревни. Проходя мимо одного из сараев, дядя Витя заглянул в него, взял весла, и мы двинулись дальше.

Вскоре перед нами открылся спуск к реке. Всю дорогу, пока мы шли, тетя Таня болтала со стариком о хозяйстве, погоде, убранном урожае и других сельских делах. Когда мы спустились, нам пришлось идти по доскам, уложенным через ржавчину, грязь и воду, балансируя на шатком настиле. Дядя Витя перевернул лодку, стоявшую вверх дном на бревенчатых подпорках и принялся стаскивать ее в речку. Мы помогали ему чем могли. Спустив лодку на мель возле берега, он, удерживая борта, жестом пригласил нас забраться в нее. Лодка, хоть и стояла на мели, немного качалась. Пока мы усаживались, старичок подбадривал нас, а после и сам ловко запрыгнул в нее, и оттолкнувшись ногой, принялся выруливать одним веслом. Берега реки были окошены, но местами все еще стояла высокая, непроходимая трава. Течение реки было очень едва слышным, но очень сильным. Вода в ней была непрозрачная, дна не было видно совсем, хотя глубина едва ли превышала двух метров. То ли сила такого течения, то ли еще что-то внушало необъяснимое желание быть поосторожнее и не засматриваться на воду. Вырулив на середину реки, дядя