Либежгора - Рустам Разуванов

самой реке, возле тех же самых лесов, мне все казалось, что кто-то наблюдает за нами. Какие-то тени мелькают или, может, животные. Даже дуновение ветра теперь казалось подозрительным. Я заметил, что тетя Таня тоже была в напряжении. Да и дядя Витя как-то странно поглядывал по сторонам, но скорее всего, он это делал из каких-то своих соображений. Вряд ли он был из тех, кто побаивался или просто даже верил во всякого рода нечистую силу.

Когда мы приплыли к деревне и помогли нашему провожатому управиться с лодкой, затащить ее на берег и перевернуть обратно на помостки, Таня решила отдать остатки продуктов из кулька дяде Вите. Тот, не став в этот раз отнекиваться, попросил нас подождать у дома. Через минуту он вышел с увесистым мешком. Оказалось, что мешок набит соленой рыбой. Я искренне обрадовался, хотя тетя Таня и пыталась возражать.

– Да куда столько, дядь Вить?

– Бери. И не грусти, все у вас хорошо будет!

– Спасибо тебе, дядь Вить!

– И нечего! Вечером сядете, рыбку погрызете и меня хоть добрым словом вспомните.

– Ой, спасибо, да уж тут до следующего лета, всю зиму грызть.

– Вот и хорошо, а до дому-то как? Может, докинуть вас попросить кого?

– Да нет, сами дойдем, не сильно и далеко.

– Дак ведь пять километров, не сильно и близко.

– Ничего-ничего, в трактор все равно все не влезем.

– Да чего ж сразу в трактор, будто на деревне больше ездить не на чем.

– Не надо, не надо, и так уже задобрил! Спасибо, мы пойдем уж.

– Ну, давайте, приветов матушке передавайте, пусть не хворает у вас там.

– Хорошо, обязательно.

Я взял у тети мешок с рыбой, и мы потихонечку двинулись в сторону родной деревни.

– Как думаешь, Тань, это все правда?

– Не знаю… Не знаю, что и думать.

– И откуда это все пошло только?

– Что?

– Ну, вот я что думаю: если что-то такое там есть в лесу, нечистое, то почему оно сейчас появилось, а раньше ничего такого не было?

– Да нет, всегда боялись люди, я еще маленькая была, нам бабушка так говорила, что в Осиново колдуны живут и к ним в старину всегда на праздники ходили.

– Какие праздники?

– Ну, раньше все ведь праздники справляли, к друг другу в деревни ездили, вот как сейчас уже поля собраны, и все. По вечерам гуляли, костры жгли, а на праздники в другие деревни собирались.

– Забавно, сейчас такого уже нет.

– Ну, дак теперь и живут люди по-другому, захотел в город – сел на автобус, да через час уже там. А раньше и до соседней деревни добраться тоже надо, вот как мы сейчас, шли так же, песни пели.

– А что за праздник в Осиново был?

– Ну, к ним на Покров день ходили, а к нам на Спас. А был еще этот, Семик.

– Семик?

– Ну, русалкин день, в такой праздник все гадали тоже, венки на воду пускали.

– Почему русалкин день?

– А не знаю, говорили так, а почему – кто его знает, может, в старину верили, что русалки в этот день являются, или что там.

– Ясно, а что думаешь, будем эту траву жечь пробовать?

– Не знаю… Не знаю, я даже теперь не знаю, что и сказать. Вот что я нашим скажу?

Глава 28. Они зайдут вечером в гости

Мы шли по дороге и обсуждали, как поступить после услышанного. В итоге мы пришли к выводу, что слова старушки со Старой мельницы остальным лучше не передавать. Мало ли кто что мог сказать. Об этом лучше всего забыть, тем более что до конца никому ничего не ясно. Конечно, что-то происходит, но что именно – никому не известно. «Они». У этого «что-то» даже названия своего нет.

Пока мы шли, я часто оборачивался назад. Мне казалось, что кто-то наблюдает за нами. Оглядываясь назад, я делал вид, что поправляю мешок, который сползал с моего плеча. Но сколько я ни вглядывался в лес позади нас, я ничего так и не увидел. Однако, ощущение чьего-то присутствия не покидало меня. Это самое паршивое, когда чего-то боишься и каждый шорох начинает привлекать твое внимание. Вот хрустнула ветка… Мало ли, но вдруг там кто-то сейчас идет за нами. Вот скрип… Что это? Ветра нет, но деревья скрипят… Интересно, как выглядел тот ураган, который видела тетя Вера? Хотя нет, я не хочу этого знать, не сейчас. Мне почему-то казалось, что если я буду даже просто думать об этом, то оно обязательно произойдет. Поэтому я старался думать о чем-то постороннем. Скоро в Ленинград. Должно быть, скоро, ведь мы уехали, так никого и не предупредив. Наверное, в школе меня за такое ждет выговор. Простой запиской от мамы тут не отделаешься.

Солнце иногда выглядывало из-за верхушек деревьев, и от этого становилось спокойнее и даже теплее, несмотря на то что оно уже давно не грело как следует. Умирающие деревья, опавшие листья, шорох в лесу… Никому ничего не расскажу. Даже ребятам. Очень хотелось бы поделиться, но нет. Я знал, что разговора бы не вышло. Если раньше мы рассказывали друг другу все о наших родителях, о стыдных вещах, о чем-то таком сокровенном, чем хотелось поделиться, то теперь все было как-то иначе. Я даже мог представить, как сложился бы наш разговор. Я бы только начал рассказывать о том, в чем еще и сам не разобрался, как они тут же полезли бы с советами: «Почему ты то не сделал? Почему этого не спросил? Ведь от этого судьба твоей бабушки зависит! Почему ты в это веришь, опять бабушку хоронить, вместо того чтобы спасать, вздумал?» Нет. Не хочу. Я и сам ничего не понимаю. А выслушивать догадки тех, кто понимает еще меньше, кто не видел и не слышал всего этого – нет, я этого не выдержу.

Погруженные в себя, мы так и дошли до деревни, не обмолвившись и словом. Мы подошли к дому. В окне я увидел выглядывающую бабушку, она улыбалась и явно была рада нам. Когда мы зашли в избу, тетя Вера с мамой уже накрывали на стол.

– Ну, слава богу! Пришли, а мы сидели да гадали: успеют до обеда или нет.

– Пришли, пришли.

– Ну как, что сказала? Завтра поедем?

– Ничего, сказала, что ездить не надо, вон, травку дала, ее, говорит, пожечь нужно.

– Травку?

– Ну, у меня там сверточек.

– Ой, а мешок-то целый рыбы откуда? Соленая!

– А это вон, дядя Витя,