Либежгора - Рустам Разуванов

заступиться или прикрыть, хоть и немного стыдно. В тот раз нас тоже дразнили: «Первым делом за своего любимчика заступаешься, не так ли?» Интересно, теперь она стала бы заступаться за него, даже если бы он был неправ, только потому что они дружат?

Когда я вернулся домой, бабушка все сидела одна на диване у окошка. Я подошел к ней и опустился на пол возле нее. Она обернулась и посмотрела на меня добрыми, но уставшими глазами.

– Бабушка?

– Чего, внучек?

– А расскажи про тех, которые из леса в гости к нам ходят и покушать просят?

– А чего про них рассказать?

– А как они в гости заходят?

– А через дыры они ходят, через дыры заглядывают.

– А через дверь не могут?

– Могут и через дверь, если их впустить.

– А они в дырах живут?

– Да кто их знает, они через дыры шепчут, даже руку вытащить, а если кто маленький, то и забежит ненадолго.

– А если его поймать?

– А как поймаешь? Он юркий, раз в дыру обратно, и все.

– Они злые?

– Ну коли разозлить, дак и злыми могут ведь быть.

– А если не злить?

– Ну а ежели не злить, то и не станут, это ж все наши, тутошние.

– Как понять?

– Ну, они тут все, а есть те, которые за ними, они-то все другие.

– Какие они, бабушка?

– Они всякими могут быть, от них страшно, иной раз и по стене проползти может, под столом спрятаться, захочет – кошкой обернется, а захочет – и человеком.

Я смотрел на бабушку, и мне казалось, что она просто рассказывает какую-то старую сказку перед сном, как в старые добрые времена. За окном красным заревом отсвечивали последние лучи солнца. Я прислонился головой к бабушкиным коленями, и она начала гладить меня морщинистыми руками, как котенка. Через пару минут мне нестерпимо захотелось спать.

– Ба, я пока что прилягу на печку?

– Ложись-ложись, скоро в баньку.

Мне снился очень странный сон. Я стоял у двери возле обеденного стола, кажется, кто-то даже сидел за ним и пил чай. Я слышал голоса бабы Нины, Тани и своей бабушки. Вдруг входная дверь открылась, и через порог ступила Воробьиха. Она подошла прямо ко мне и передала какую-то записку. Я взял ее и в ту же секунду увидел, как в коридоре бегают какие-то люди в белых простынях. Они пробегали возле двери то в одну сторону, то в другую. Они смеялись, танцевали и, кажется, играли… А потом Воробьиха сказала, что мне нужно куда-то пойти. И я пошел. Пошел сквозь стены, прямо на улицу. Вокруг было темно, а за моей спиной какие-то огромные чудовища трясли дом. Я их не разглядывал, мне почему-то было не до этого, мне нужно было срочно дойти куда-то… Я слышал, как внутри бьется посуда и как мои родные кричат от страха, ударяясь о стены трясущегося дома, но мне нужно было срочно идти дальше. Я ясно помню, как шел по дороге и свернул в сторону кладбища. Там стоял тот самый дом. Без окон, с одним-единственным входом. Какие-то мужики его закапывали. А внутри были люди, они все жались возле одной свечки и что-то говорили… Или, быть может, делали… Но они все были сосредоточены, это было важно, я чувствовал это. Когда я подошел к двери, кто-то из них вышел и попросил меня отдать им записку. Я сунул руку в карман, но записки там не оказалось. Ее больше не было. Может, я где-то ее потерял? Они все начали выходить по очереди, и тут я почему-то впервые осознал, что эти люди не были мне знакомы. Какие-то чужие. В них чувствовалось что-то отталкивающее. Они продолжали выходить и смотреть на меня с разочарованием и даже грустью. Они начали называть меня по имени. Они звали меня, кто-то тихо, кто-то чуть громче. А потом один из них подошел ко мне, схватил за плечо и начал трясти:

– Да вставай же уже, Рома, так всю баню проспишь.

– Ты посмотри, как уснул крепко, аж не добудишься!

– Что?.. Кто?.. – подскочил я.

– В баню иди, вещи я тебе уже собрала.

Я забрал белье, полотенце и полусонный, сунув ноги в галоши, побрел из дома до бани. Все было как в тумане. На улице было еще светло, но уже чувствовалось, как вечер переходит в ночь. Наша баня стояла не у реки, как у большинства, кто жил на стороне берега, а возле большого огорода, где начинались поля, за которыми острым забором стоял лес. И пока я шел в баню, я мог наблюдать за ним отблески вечернего зарева. Глаза с трудом открывались, а сам я мысленно все еще лежал головой на подушке. Я зашел в предбанник, разложил чистое белье с полотенцем и начал раздеваться. Окончательно освободившись от одежды, я открыл маленькую дверцу в баню, шагнул за порог, нагнув голову, чтобы не удариться, и с шумом рывком захлопнул за собой дверь, не давая пару вырваться наружу. В бане было душно, но еще не жарко. Я приоткрыл дверь, вспомнив, как учил меня Витя, зачерпнул из котла полный ковш кипятка и выплеснул на камни. Столб пара, скрывший все перед моими глазами, резко начал обжигать мне уши, нос и лицо. Вдыхая горячий воздух, я еще шире открыл дверь, чтобы выпустить из парилки первый пар. Пар рассеялся, сквозь кривое маленькое окошко стали вновь пробиваться лучи вечернего света. Я вновь резко захлопнул дверь. Стало значительно жарче, но воздух уже не так обжигал. Я подумал, что скоро из армии вернется Витек и было бы неплохо научиться к его возвращению сдавать по три раза и не прятаться потом на нижних полках. Я набрал почти полный ковш и еще раз плеснул его на камни. Вновь раздалось шипение, от жара в теле появилась приятная ломота. Немного выждав, я повторил процедуру. Теперь, как и в первый раз, мне начало обжигать сначала уши, потом и все лицо, но совсем скоро дышать стало легче. «Ну, еще последний разок – и победил», – пронеслось у меня в голове. Я поддал еще раз. Уши жгло так, словно к ним приложили горячий кусок металла. Я не выдержал и присел. Но пар кругом был настолько горяч, что даже так дышать было тяжеловато. Немного отдышавшись и оставив ковш на полу, я собрался с силами и полез на верхний поло́к. С меня ручьями стекал пот. Когда воздух перестал обжигать легкие, я расслабился и предался приятной дремоте. И произошло то, чего я