Либежгора - Рустам Разуванов

Глава 30. Угар

Мне снова снились какие-то незнакомые люди. Мы были в лесу, кругом были какие-то девушки и мужчины, старики и дети. Они куда-то смотрели, но я не мог разобрать, куда именно. Дети резвились вокруг меня резвились, они кружились, взявшись за руки, убегали друг от друга и смеялись. Некоторые люди были одеты странно. В белые одежды, какие-то старомодные, увешанные металлическими побрякушками. Другие были одеты обычно, в простые фуфайки и платья. Когда я подошел ближе, то увидел, вокруг чего они все столпились. В центре была необычная конструкция из каменных стен и деревянных лежанок, на которых были какие-то горшки, металлические ухваты и что-то подобное. Настилы были сооружены у каменных стен, кажется, их было четыре, на некоторых из них размещалось некое подобие стола и стульев, кроватей, снова множество горшков, посуды, еще каких-то предметов, а в самом центре, где стены соединялись, образуя некое подобие креста, была свалена куча трав, сена и веток. Все это было окопано по кругу огромным рвом, образуя приличный высокий вал с проходом, по которому к центру конструкции продвигались какие-то люди в белых платьях до самых пят. Все они были одинаково босы, в одних лишь белых накидках. Ров по окружности был тоже завален какими-то ветками, палками и скошенной травой. Люди, проходящие колонной по проходу через ров, подошли к центру, и разложив посуду в самом центре, прямо на траву, сено и ветки, начали что-то разливать из горшков в посудины. Кажется, они устроили обед. Остальные смотрели на них. Через некоторое время к ним двинулась еще одна группа людей. Я не успел разобрать, как они выглядели; единственное, что попалось в глаза, это то, что они не были в белом и несли на деревянных носилках людей, завернутых в простыни и кору деревьев и усыпанных какими-то цветами и травами. Это были покойники. Это были похороны, черт возьми, я только теперь понял… Это были похороны. Тела оставили на настилах, возложили в центр, где обедали остальные, и вышли обратно. Потом они же убрали проход через ров и со всех сторон его подпалили. Огонь в первую же минуту охватил весь ров, образуя непроходимое кольцо пламени, поднимаясь все выше и выше. Стена пламени поднялась выше насыпного вала, и вся конструкция оказалась в огне вместе с оставленными там телами и пировавшими внутри людьми, которые, словно не чувствуя боли, продолжали смеяться, бегать по настилам, танцевать возле стен и угощаться из горшков. Большинство людей взялись за руки и завели вокруг этого огромного кострища стремительный хоровод. Некоторые же продолжали стоять в стороне и смотреть на происходящее. Потом все перемешалось. Я помню, как шел с кем-то по узкому земляному проходу в холме. Внутри на кроватях лежали покойники, завернутые в белые простыни. Перед ними в центре стоял стол, на котором была еда, а вокруг танцевали девушки. Они кружились с невероятной скоростью, и в самом центре, под столом с едой, открывалась, расширяясь, какая-то воронка… Она становилась все больше и больше, плавно вертясь в ту же сторону, что и танцующие девушки. Потом, я помню, какие-то другие молодые девушки, уже в других нарядах, больше похожих на старинные национальные одежды, кружили хоровод. Но все было иначе, они были очень напуганы. Они боялись, страх и напряжение отчетливо читались в их глазах. И они с еще большей силой старались вертеться, взявшись зачем-то за платки. Вокруг, на окошенном поле в лучах солнца, там и тут начали появляться какие-то люди… Они медленно выходили из-за деревьев и словно плыли в разные стороны, поглядывая в центр поля, на котором кружились девушки. Потом я видел все тот же странный дом у нас на кладбище, без окон, с единственным входом, а внутри виднелись люди со свечой… Их закапывали сверху. Закапывали… И когда их всех закопали, мужчины, сошедшие с образовавшегося холма, с трепетом прислонились к холму так, как обычно прислоняются к больному, чтобы послушать, как бьется его сердце… А затем воодушевленно переглянулись:

– Слышишь?

– Открыли дверь.

– Открыли, открыли…

– Ну, вот как хорошо, хорошо-то как…

– Открой дверь.

– Теперь к ним пойдут, все хорошо будет.

– Открой дверь.

– Открой нам дверь!

– Рома, ты слышишь? Открой дверь сейчас же!

Я очнулся… В глазах было темно, а голова жутко болела. Ничего не видно, может, я ослеп? Кто-то колотился в дверь снаружи.

– Ты слышишь?

– Да-да, мам, слышу… Иду.

– Ты чего там?

– Задремал…

– Ты с ума сошел, что ли?!

В глазах прокатились кровяные волны, голова стала чуть легче, хоть боль и не прекратилась, зрение частично вернулось ко мне. Я попытался спрыгнуть, но чуть не упал с ног, все кружилось и плыло. Кое-как, испугавшись больше за то, что мама испугалась за меня, я собрался и изо всех сил постарался показать, что вполне хорошо себя чувствую. Я подошел к двери и открыл.

– Ничего себе! Ты посмотри на глаза свои, все сосуды полопались!

– Что?

– Ты хоть слышишь меня?

– Да.

– Голова кружится?

– Немного, сейчас уже прошло.

– Ну точно, угорел, да ты с ума сошел! Так ведь и умереть можно!

– Да ну, брось ты.

– Ничего себе, как насдавал. Пар столбом с тебя валит. А внутри-то какой туман, ты что?

– Да все хорошо, я случайно задремал, сейчас за минутку помоюсь и выскочу.

– Не вздумай даже спать.

– Нет-нет, теперь уже точно нет.

– Надо выпустить пар. – С этими словами мама открыла дверь еще шире и подождала, пока густой туман не выйдет из бани. Она долго обмахивала меня полотенцем, пока я окончательно не смог ее убедить в том, что со мной все в порядке.

– Я все же помоюсь, я могу. Все хорошо, я больше не усну уже точно.

– Смотри мне, я тут буду, на огороде, возле окошка как раз, через каждые пять минут буду подходить и тебя спрашивать, и не вздумай мне не ответить.

– Хорошо.

Мы еще немного посидели в предбаннике, пока я окончательно не пришел в себя, хотя поначалу на прохладном воздухе мне оказалось даже хуже, чем внутри. Но вскоре давление упало до нормального, и я окончательно очнулся. Пока я остывал, мама еще раз чуть-чуть приоткрыла дверь, выпустив остатки пара, а потом захлопнула парилку и вышла из бани в огород.

Глава 31. С гробом в гости

– Ты как хоть там угорел?

– Да уснул, говорю же.

– Ничего себе. Так ведь и не