Либежгора - Рустам Разуванов

когда она вроде бы тут, со всеми, смеется и болтает, а потом неожиданно уходит в себя, словно погружается в забытье. Ничего толком не понимает и отвечать может только односложными предложениями.

Бабушка рассказывала, как она оставила тетю Таню приглядывать за мамой, а сама уехала с маленькой еще тетей Верой в город к врачу, а вернувшись, обнаружила дочек, измазанных в грязи и прыгающих на уже почти проломленной кровати на веранде. Мама утверждала, что не помнит этого, а тетя Таня со смехом вспоминала, как она пыталась сначала угомонить младшую сестру, а затем, смирившись, решила присоединиться к ней. Бабушка пыталась их наказать, но ничего так и не смогла придумать, кроме лозины как для маленькой, так и для уже почти взрослой дочки. За окном уже было темно. На дворе залаял Тима, и в окно постучали.

– Теть Нин, заходи, открыто же.

– Я к вам в гости, впусти домой.

– Заходи-заходи, мы как раз ужинаем, с нами садись!

– Не войти, темно-то как, дверь аж не открыть.

– Сейчас, подожди, я схожу открою.

Тетя Таня вышла в коридор, спустилась по крыльцу, рявкнула на пса и вернулась уже с бабой Ниной. Тетя пригласила ее сесть рядом с собой, но та почему-то села по другую сторону стола, напротив всех нас. Мы не придали этому значения, и ужин продолжился с еще большим весельем. Через некоторое время снова раздался стук в окошко.

– Ну, и тетя Зоя что-то поздно так решила к нам зайти.

– Впусти, Танюша, я к вам.

– Заходи, конечно.

– Ой, старая стала совсем, старая, никак мне, совсем уже…

– Да погоди, там темень такая – глаз выколи, я сейчас выйду да помогу.

Когда тетя Таня вернулась с бабой Зоей, нашей соседкой, та тоже присела напротив нас, рядышком с бабой Ниной. В глазах мелькало, мне казалось, что меня тянет в сон. Еще через несколько минут бабушка пожаловалась на дурное самочувствие и решила открыть окна.

– Ты чего, мама?

– Душно, душно мне. Покоя не дают.

– Ты чего, тебе опять плохо, что ли?

– Дурнота какая, дурно, пусть окна откроем. Так и полегчает. Пусть.

– Да ты чего, холодно же на улице.

– Легче, легче так будет. Сил нет терпеть.

Обе старушки, баба Нина и баба Зоя, ее поддержали и поспешили открыть окна. Тут одна из них заметила, что под окнами стоят еще какие-то гости.

– Ты посмотри, ой, как гостей много-то, целый пир будет теперь у вас.

– Кто там еще?

– Да гости, вот, Витька, да и Генка тут.

Я посмотрел на стоящую у окошка бабу Нину и заметил, что у нее какой-то странный, поблекший, почти белый правый глаз. При упоминании Генки я сразу же встал из-за стола, подозревая что-то неладное, и уставился на нашу соседку.

– Какой еще Генка?

– А-а-а… Догадался!

Никто не успел ничего толком понять, как вдруг дверь в избу открылась нараспашку. Из коридора доносился истошный лай. Через порог шагнула старушка. Тетя Вера взвизгнула, мама и тетя Таня вскочили из-за стола и вжались в стенку. Я, будто окаменев под тяжестью собственного тела, продолжал стоять напротив гостей, от которых меня отделял только стол. Старушка подошла к столу и села напротив меня. Все с той же стороны, с которой садились и остальные гости.

– Бабушка, ты чего?

– Что?

– Да как же так, мы же тебя много лет назад похоронили!

– Ну, что еще за глупости, тут я, в гости вот зашла.

– Да как так-то?

Дальше все было как в тумане, я не мог ни на чем сконцентрироваться, помню только какие-то отдельные отрывки. Следом за моей прабабушкой зашло еще немало людей. Я не мог узнать почти ничьих лиц, но мне откуда-то было известно, что все они – усопшие. Что-то подсказывало мне, что они не такие, у всех была какая-то особая черта, словно незримая граница отделяла их от живых. Все гости вновь уселись по одну сторону стола. Стол теперь почему-то стал длиннее обычного, за ним по одну только сторону могли уместиться человек восемь. Они сидели за столом и ужинали. Стол оказался полон посуды и ломился от разных блюд. Бабушка подошла к ним и захотела присесть рядом, на их сторону. Тетя Таня и мама начали ее оттаскивать за рукав, но та сопротивлялась:

– Да ты чего, мама, зачем ты к ним?

– Пусти, мне к ним надо, сколько еще тут терпеть.

– Да ты чего, они же мертвые!

– Пусти, мне туда, к ним надо, они хотят.

– Пустите ее, доченьки, нечего ей с вами.

– Да-да, пущай к нам садится, чего ей тут.

Голова закружилась, ноги из каменных превратились в ватные. Не отводя от происходящего взгляд, я попятился от стола спиной к родным. Из окон глядела темнота, словно врезаясь в электрический свет внутри избы. Я подковылял ближе к одному из окон и увидел, как кто-то в белом пробежал совсем рядом, посмеиваясь, будто бы играя в прятки. Изба вся затряслась, оконные дверцы захлопали сами по себе. Дверь снова открылась, грохнув со страшной силой, и внутрь из коридора подул ветер. Он был такой силы, что все скатерти и занавески в доме затрепыхались с громкими хлопками. Стол вдруг опустел, свет стал тускнеть. В открытое окно кто-то стучался, во все окна сразу. Я видел, как они дергаются, закрываются и открываются сами по себе, но при отчетливо слышал, что кто-то в них стучится.

Я проснулся. Прошло какое-то время, прежде чем я понял, что все увиденное было всего лишь страшным сном. Мне потребовалось немало усилий, чтобы вспомнить, что я лежу в постели, сейчас ночь, а ужин давно закончился. И что ничего из увиденного мною на самом деле не происходило. Между тем в окно кто-то стучал. По-настоящему, здесь и сейчас, причем очень сильно. Этот звук, по всей видимости, и разбудил меня. Оглядевшись вокруг, я понял, что мама стоит у одного из окон, а остальные, включая бабушку, вопрошающе застыли у печи.

– Ну?

– Да нет никого, темно, хоть глаз выколи.

– А кто хоть долбится в окно-то?

– Может, кто шутит или пугает?

– Ну, ничего себе шуточки.

Пес молчал. Все вздрогнули, когда со стороны кухни опять раздался настойчивый стук в окошко. Тетя Таня прокрадывалась к окошку на кухне, тетя Вера, вжавшись спиной в печку, выкрикнула дрожащим голосом:

– Кто там?

Мама прошептала так, чтобы никто кроме нас ее не услышал:

– Тань, может, свет включить?

– Не вздумай! Так мы вообще ничего не увидим, а нас с улицы как на ладони видно будет.

– Да кто же