Презренной прозой говоря - Михаил Константинович Холмогоров

* * *

Дрова трещат в камине. Идиллия. Меньше, чем через месяц райской жизни придет конец. Всей природы – ясень перед восточными окнами да тополь – перед западными. Отдаленные седой зимы угрозы первым принимает именно ясень: и желтеет раньше других, и облетает. Будем радоваться тому, что природа показывает сегодня – василькам и цикорию, чистоте синего в васильках и голубого в цикории. Цикорий тем еще замечателен, что цветки его в произвольном порядке разбросаны по стеблю. К тому же на ночь он закрывается, засыпает, и вечная тревога – проснется ли завтра?

* * *

Красота есть и на любой вкус, а мир все никак не спасется.

* * *

Так называемая «сильная рука» вовсе не обеспечивает никакого порядка. Главное для нее – видимость. И репрессии обрушиваются не на виновников бардака, а на мальчика из «Голого короля». Надо делать вид. Что все боятся, а потому – решительно всем довольны, какие бы издевательства ни придумывала власть. При Сталине и бардак был, и воровство. Технология достаточно подробно описана в «Золотом теленке».

* * *

Феномен академика Сахарова. Собственно, странно одно: кроме Капицы, и то не во всем и с оговорками, никто в Академии наук не поддержал его, а потом иные со злорадством подписывались под осуждением Сахарова и Солженицына. Академики, герои труда – чего они так испугались? Государство от них, особенно от атомщиков, больше зависело, чем они от государства. Сахаров долгое время был самым молодым академиком, а потому страх перед ночными гостями был ему неведом.

Ничего нового в его публицистике нет. Все, что он писал, было темой наших кухонных разговоров, песен Галича и Высоцкого. И академики, процентов 80 из них, думали точно так же и так же оценивали «мудрую политику партии». Только чего ж они боялись?

* * *

В поле созрел овес. И вот следствие: Марыся каждый день таскает мышек. Расправляется со своей жертвой уже дома. Та еще жива и пищит. Драмы животного мира.

* * *

В Интернете ужасающие кадры уничтожения еды бульдозерами. А ведь на глазах еще не старых людей был в силе анекдот: «Что такое – длинное, зеленое, пахнет колбасой? – Электричка Москва–Тула (Ярославль, Рязань, Владимир, Калуга…). Для политика шаг самоубийственный. Это следствие Крыма, безнаказанности аннексии. Раз рейтинг 86 %, значит все дозволено.

* * *

По просьбе Алёны попытался нарисовать карту с обозначением заветных мест: Перекурочной березой, Аллеей Красных героев, Патриотической полянкой, Апельсиновой рощей. Но я тот еще картограф. Получилось нечто уродливое и к тому же совсем не похожее на действительность. Хотя интересные в нашей местной топонимике есть названия. Например, Телефонная будка. Это память о тех временах, когда мобильники уже перестали быть экзотической принадлежностью, но сюда сигнал доносился слабый. Эмпирическим путем была найдена точка в углу березовой рощи, откуда можно было поговорить по-человечески. Иногда труд восхождения к нашей Телефонной будке вознаграждался кучкой белых грибов.

* * *

Бедный Михаил Евграфович! Небось извертелся в гробу от зависти. Всей его могучей фантазии не хватило, чтоб какой-нибудь Угрюм-Бурчеев додумался до истребления еды бульдозерами. Мало того, к вящему удовольствию публики это варварство демонстрируют по телевидению.

Оказывается, я уже об этом писал. Но впечатление настолько сильное, что невольно повторяешься.

Еще новость: премьер наш возвращает страну в хрущевский 1958 год, возмечтав запретить крестьянам держать лишних коров.

* * *

В России чиновничество ненавидит интеллигенцию, но при этом всячески пытается под нее подделываться. Это еще Салтыков-Щедрин заметил. Он был в обеих шкурах: и вице-губернатор, и издатель «Отечественных записок», запрещенных Александром Третьим.

Пролетарии и крестьяне, ставшие после революции чиновниками, вели себя точно так же, как свергнутые царские, только лоском, обкатанным двумя веками просвещения, не обладали. Хамство их было более откровенным, хотя с годами тоже как-то подтушевывалось. Если в 20–30-е годы рядились в полувоенное, то с конца 40-х стали засовывать себя в пиджаки. Очень смешно переодели труп Ленина в Мавзолее: похоронили в песочного цвета френче английского покроя, а в 1936 вдруг вздумали облачить в цивильное – пиджачок с галстучком, как на портретах, развешанных по советским учреждениям.

Сталинская бюрократия захотела выглядеть по-буржуазному, хотя из начальственной моды еще не вышли полувоенные френчи и начищенные сапоги.

* * *

Как редко в одной голове умещаются тактика и стратегия! Тактики – хитрецы, они ловко плетут интриги, манипулируют как простодушными, так и равнодушными, но не видят последствий. Как правило, это люди, чье интеллектуальное развитие завершилось в 13 лет. Стратеги видят последствия, но легко поддаются сплетенной паутине, как в царстве лилипутов Гулливер. Все мировые мерзавцы были прекрасными тактиками, но, как точно сказано об одном из них: «Такой завел порядок, хоть покати шаром».

XX век знавал и стратегов, сохранивших тактическое мышление: Ататюрк, Ленин, Черчилль. Первые двое отличились еще кровожадностью. Великим стратегом, абсолютно лишенным тактических качеств и даже принципиальным врагом всякого рода тактики был академик Сахаров. Его тени боятся до сих пор. Даже увековечили как-то двусмысленно, назвав его именем единственную безжизненную улицу Москвы – там на обломках Домниковки ни одного жилого дома.

Тактики никогда не бывают свободными. Они рабы обстоятельств, рабы собственного властолюбия.

* * *

Принято восхищаться спартанским воспитанием и их аскетическим образом жизни. Но для спартанцев не существовало мира, то есть нормальной плодотворной жизни. И если б не их вечный враг – памятливые Афины, что б осталось от этого мужественного государства? Хоть один завалящий стишок! О трагедии и мечтать нечего. Комедия ж вообще немыслима у тупых целенаправленных воинов. Чувство юмора для них разрушительно: какой же я капитан? Скорее всего, экономика Спарты – сплошной ВПК, мечи, ножи и стрелы. И никакое оружие не спасло от гибели.

* * *

Что совершенно не ласкает моего слуха, так это панмонголизм. Судя по красной волнистой черте, моему компьютеру он тоже чужд. Потомки хана Батыя – а кто из нас ему не потомок? – унаследовали страсть к разрушению. Даже не столько к разрушению, сколько мелкому вандализму – спереть обломок мрамора из Колизея, наделать кучку в бойнице Псковского кремля. Не будь строгой охраны, и московскому Кремлю бы досталось. И доставалось в незабвенном 1917-ом. И Кремлю, и Зимнему дворцу…

Тут еще и рабство в сотнях поколений. Уж очень больно его выдавливать. На Севере в феврале совершенно сумасшедшее солнце. Истосковавшиеся по свету и теплу скидывают одежды и бросаются загорать.