Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин

«Достали участок земли в лугах – очень большой (4/10 гектара). Кроме того, посадили в лугах свёклу (очень много) и на днях посеем просо (тоже в лугах). Остальные овощи будем сажать в саду, где уже перекопали и “протяпали” много земли. Всё приходится делать самим. <…> Возиться с землёй очень приятно… и скоро займёмся домом. <…> В июне будем устраивать пасеку»252.

После долгих раздумий купили и корову. Всё лето заготавливали для неё сено. Паустовский лично косил, ворошил, стоговал. А ещё купили кур…

Тем летом он писал очень мало.

Пока Паустовский находился в Солотче, в «Детгизе» его не прекращали разыскивать. В одном из очередных редакционных посланий на московский адрес ответственный редактор В. Голенкина писала 9 июля 1943 года:

«Непонятно, совсем непонятно мне, чем объяснить Ваше упорное нежелание просто зайти или хотя бы позвонить нам. Мне ясно одно, что сейчас у Вас для Детгиза ничего нет, что Вы были заняты другой работой, видимо, сценарием, в частности.

Но ведь можно и надо всё же иметь в виду в Ваших творческих планах и нас, вернее, ребят.

Писали Вам мы неоднократно, по моему поручению редактор т. Резникова была у Вас дома – результат один и тот же. На письма не отвечаете, дома говорят – нет: короче – дело не в этих наших притязаниях. Мы начинаем большое и интересное дело. Формируем редакцию для создания серии книг под общим заголовком “Твоя Родина”. <…> В состав редакции этой серии привлекаются – академик Ферсман, генерал Е. Фёдоров (папанинец), Ильин, Михалков, Лопатин, Н. Емельянов и очень нужны Вы»253.

Паустовский ещё никогда не жил в Солотче так долго, как летом 1943 года. Писательство незаметно для него самого отступило на второй план. Но в какой-то момент Паустовский, вероятнее всего, понял, что деревенская «осёдлость» начинает не просто им «рулить», но и в силу хлопот «изживает» в нём творчество. Это станет прозрением!

В октябре Паустовский возвращается в Москву, оставив всё «нажитое» Фраерманам. Валерия ещё некоторое время продолжала жить в Солотче, но и она вскоре вернулась.

Литературный труд вновь обрёл постоянство и размеренность.

Нельзя сказать, что Паустовскому хотелось писать о войне. Но в то же время почти всё, что выходило из-под его пера в два последних фронтовых года, так или иначе было подчинено этой теме. Рассказы, среди которых следует выделить такие, как «Белая церковь», «Приказ по военной школе», «Робкое сердце», «Бессмертное имя», «Стеклянные бусы», «Похождение жука-носорога», «Стальное колечко», «Дождливый рассвет», несли печать войны. В 1943 году Паустовский пишет статью «Всё, что видел», в которой рассказывает, с чем ему пришлось столкнуться во время пребывания на фронте.

Но самым загадочным произведением, в котором война при описании блокадного Ленинграда стала фоном, был роман «Дым Отечества», который Паустовский начал писать осенью 1943 года и на следующий год уже завершил.

Роман состоит из двух частей. В первой действия происходят ещё до войны, во второй – во время войны и после. Текст произведения перенасыщен героями, в образах которых иногда очень чётко улавливаются черты реальных лиц, окружавших Паустовского. Сюжет романа завязан на пушкинской теме, очень близкой автору. Перед читателями проходит Михайловское, Успенский собор Святогорского монастыря, Ялта. Одесса… Во второй части романа на его страницах появляется блокадный Ленинград.

Сразу после написания романа одна из его глав, какая неизвестно, «удивительным» образом была утеряна. Но как? При каких обстоятельствах? Об этом ничего не известно. Не говорит об этом и сам автор в коротеньком предисловии к роману. Знаем лишь одно: во время создания романа Паустовский ещё находился в браке с Валерией, жил в квартире «писательского дома» в Лаврушинском, и «Дым Отечества» ни в какое издательство не предлагал.

Паустовский указывает, что обретение утерянной главы происходит только в 1963 году, благодаря некой читательнице из Казани, которая, прочитав его книгу «Потерянные романы», сообщила ему, что видела рукопись романа «Дым Отечества» в Государственном литературном архиве. Подчеркнём: это официальная версия «обретения» романа спустя 20 лет после его написания. Но кто такая эта читательница? И почему из Казани? И в каком таком архиве рукопись была найдена? Государственных архивов много! А терялся ли роман вообще?

Как видим, вопросов много, и ни на один из них ответа нет.

Учитывая склонность Паустовского к импровизациям и выдумкам, история с пропажей романа выглядит весьма романтично и в то же время наводит на определённые раздумья. Есть предположение, что «путаная» судьба романа мистифицирована самим Паустовским. В причине попробуем разобраться. Разумеется, в поиске истины автор не претендует на исключительность, а всего лишь выстраивает определённую версию, которая может быть оспорена.

В 1943 году в блокадном Ленинграде выходит в свет небольшая малоформатная книга рассказов Паустовского «Ленинградская ночь». Одноимённый рассказ из этого сборника Паустовский впоследствии переименует на «Симфонию».

В рассказе говорится о том, как суровой зимой 1941 года двенадцатилетняя девочка, голодая и погибая от истощения, отдаёт весь свой хлеб композитору, который сочиняет в зимние дни и ночи блокадного Ленинграда симфонию. Однажды девочка падает на улице в голодном обмороке, и спасшие её бойцы-краснофлотцы приводят её домой, где узнают о создании героической симфонии. Удивлённые, они просят композитора сыграть эту самую симфонию при открытых окнах, когда около дома будет проходить колонна бойцов, отправляющихся на фронт.

Без сомнения, сюжет был навеян историей создания Симфонии № 7 «Ленинградская» Дмитрия Шостаковича.

Казалось бы, в сюжете рассказа нет ничего крамольного, за что можно было бы упрекнуть его автора. Но читателям, лично перенёсшим блокадные испытания, любой штрих, не соответствующий реальности, не просто «рвал» душу, он вызывал негодование и побуждал сорвать маску несправедливости.

Следом за выходом «Ленинградской ночи» журнал «Октябрь» № 1–2 за 1944 год публикует статью Ольги Берггольц «Ленинградский опыт», в которой она с резкой критикой обрушивается на Паустовского за его «блокадную» новеллу.

Критика рассказа действительно была ошеломляющая:

«Эстетизировать войну так же грешно и отвратительно, как умалчивать о жертвах и усилиях, потребовавшихся для величайшей победы. В обоих случаях это значит обесценить победу. <…> Я не сомневаюсь, что талантливый писатель Паустовский был исполнен самыми благородными намерениями, но то, что он написал, вызвало в Ленинграде чувство оскорбления»254.

Берггольц прошлась по всей новелле, указав на каждую «вольность» автора в отношении описания блокадного Ленинграда, детально подчеркнув её противоестественность по отношению к реальности.

Так, относительно повествования о том, что у упавшей девочки Вари ворона подбирает выпавший из её руки хлеб, Берггольц пишет,