Полное собрание стихотворений и поэм. Том IV - Эдуард Вениаминович Лимонов

небылицы

Про рыцарей и королей

И как молодой насладиться

Склонялся над нею еврей

Как тискали, мяли, толкали

Как долго куда-то везли

Как женщиною обладали

Полковники и короли…

8 Марта

Продавали цветы

Обувь драили щётки

В этот день веселились

Советские тётки

В крупных кепках грузины

Продавали мимозу

Отправлялись на юг

Неспеша паровозы…

И рабочие вместе с крестьянами

Смели быть молодыми и пьяными…

«Сейчас кто-то счастлив в Париже…»

Сейчас кто-то счастлив в Париже

Весёлая пара живёт

Проснулись, придвинулись ближе,

И парень девчонку сосёт

Из тьмы голубых Югославий

Где персик и слива цветут

Прислали им для здравий

Бутылок и мёда уют.

Камин согревает ребят…

Нехитрое счастье полощет

В окне старых зданий парад

И ветром взметённые рощи

«На дорогах люди…»

На дорогах люди

С железом и бронзой.

Ищут меня, ищут

В полях кукурузных.

Между ними девка.

С жёлтыми глазами.

Хвост и бровки кошки,

С острыми когтями…

Потому и кошка

Что она кошмарит,

Разорвёт мне глотку

И хвостом ударит…

«Упившийся славой по горло…»

Упившийся славой по горло

Матрос, президент, фронтовик.

Мальчишек в бандитов распёрло

У девок на каждой парик…

Прошли благодатные годы,

С ружьём, без ружья, вновь с ружьём.

Сменились в России народы,

А мы всё отрядом живём.

Прошли необъятные степи

В коляске проехал Махно.

Хватило великолепий,

И стало как прежде темно.

««Дальше ты живи один»…»

«Дальше ты живи один», —

Так она ему сказала

И по мосту (глыбы льдин)

На тот свет перебежала

Вот и стал он жить один

(Сколько ему было, деду?

Нет, не семьдесят один.

А все сто ему к обеду)

Он ходил в своём пальто

Весь негнущийся как палка

Невидимый на фото

Многим было его жалко

Что, седая голова?

Он ходил к ней на могилу

И охранников слова

Были пофиг некрофилу

Да, он с нею говорил…

Но язык был непонятен

Он на снег ей приносил

Две гвоздики красных пятен…

«Я хожу по лезвию бритвы…»

Я хожу по лезвию бритвы

Всё более и более острому, бритвы.

Я повторяю таинственные молитвы

Которые употребляли буряты и бритты

Я худ, как осы бывают сбиты

Я как индус, когда они не рахиты

А на деревьях висят разбитые корыты…

(Имеется в виду, что дырявы они и побиты)

«Похороните меня в самой забытой из могил…»

Похороните меня в самой забытой из могил.

Чтобы там ветер пронзительно выл

И подходили к могиле волки

Топорща седые старые холки

Чтобы окраинных окошки

Были видны бы глазами кошки

А уж глазами призрака и подавно

Похороните меня по-древнему стародавно…

В рыбном ресторане

Осьминог с отварным картофелем

Напоминает старуху профилем

Волосы серые, белое мясо

Паука ли покров, ананаса?

Осьминог! Осьминог! Осьминог!

Ты прополз под водой сто дорог

Ты проплыл вдоль загадочной Азии

Так что бельма твои повылазили

Говорят, что пускаешь чернила

Если вдруг испугала тортилла

Коль встаёт среди вод как доска

Тень акульего плавника

Здравствуй доктор, ночной счетовод

Что со стами руками живёт!

Осьминог с отварным картофелем.

Старым Фаустом, злым Мефистофелем

Возлежит на тарелке морской

Я сижу с приподнятой рукой

И смеюсь, осьминога отщипывая

И картофелем сладостно всхлипывая…

Гусев

Всё Дом Художников, и Гусев

Который книгу мне издал

Я помню, Лизу приглашал,

Она ходила точно струсив.

А он нам скотчи всё таскал…

Так Гусев… Было это в прошлом.

Куда он делся вдруг, исчез?

Москва у нас не чёрный лес

Куда пропал, такой хороший

В какую армию залез?

Художник бодрый молодой

Сторонник прогрессивных взглядов

О, джентльмен страны родной

Которой вряд ли это надо…

На демонстрации друг с дружкой

На демонстрациях ходил

С приёмным сыном свежей стружкой

Повязка, серп и молот, был…

Затем прошли куда-то годы…

Я спрашивал – мне донеслось

Растит он сына для народа

И сына вроде удалось…

Затем трагедия: сын выпал

Под утро выпал из окна

Не пил ни водки, ни вина

И всё. Судьбы ужасный выпад…

Я не осмыслить здесь пытаюсь

Я здесь в смятении души

Зачем трагедия такая

Ведь сколько ты ни тормоши,

Всё ж нам останется в остатке

Могучий юный ангел-труп

А Гусев оказался шаткий

Создатель оказался груб…

Жениться заново, добиться

Рожденья сына своего.

И в сына этого вцепиться

Как будто он большая птица

И не отдать уже его…

Но это так бы сделал я бы…

А он лежит а он молчит…

Вокруг сидят безмолвно бабы.

Валерку помнит и дрожит…

Всё. Дом Художников закрыт…

«А старый солдат свои рёбра смотрел…»

А старый солдат свои рёбра смотрел

И песню такую сквозь зубы он пел

«Нам, старым солдатам, пекинская пыль

По вкусу и цвету знакома

А через границу мы шли в полный штиль,

И лишь полыхала солома»

А старый солдат, облучённый не раз

Нашарил рукой свой невидящий глаз

Студёные воды, байкальский баркас

Очнулся. Палата. Мы дома…

Ты в клинике подлой, засранец, лежишь

А ведь ожидает Валгалла

Там место есть тёплое, что ты дрожишь,

Валькирия даст одеяло

«Валяться нам мокрым и хмурым днём…»

Валяться нам мокрым и хмурым днём

Вполне вперемешку с нечистым бельём

Мгновенно бы Господи, умирать

А не бы ворочаться, чтоб не страдать…

Патроны! Патроны! А что от них толку

Когда нет руки и устроил прополку

Стоящий вдоль нас, как комбайн БТР

Ну вот тебе, парень, и музыка сфер!