Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016) - Александр Андреевич Кузнецов

пришел к власти на пике негативного отношения американского общественного мнения к войнам, которые вели Пентагон и Белый Дом в Ираке и в Афганистане. По данным Pew Research Center, в феврале 2008 г. 54 % американцев были убеждены в том, что вторжение в Ирак было ошибкой (в марте 2004 г. это мнение разделяли 39 % опрошенных). 56 % опрошенных были уверены, что война в Ираке идет плохо и не дает нужных результатов. 50 % американцев заявляли, что войска из Ирака необходимо вывести (за сохранение военного контингента выступали 47 %)[579]. Сторонники прекращения войн в Афганистане и Ираке в своем большинстве составляли электорат Обамы, поэтому неслучайно он ввел в свою избирательную программу обещания вывода американских войск из Ирака и Афганистана.

Впрочем, отказ от войн, недешево обходившихся США, не подразумевал сдачи геополитических позиций США на Ближнем Востоке. Внешнеполитическую активность США на Ближнем Востоке в период двух администраций Обамы (2008–2016) можно условно разделить на три периода. Первый период (2009–2011) был посвящен исправлению ошибок неоконсерваторов путем минимизации затрат США и репутационных рисков на ближневосточном направлении с сохранением американского влияния в регионе. В качестве инструмента проведения такой политики были избраны не военные интервенции, а «мягкая сила», совокупность тонких средств экономического, культурного и информационно-пропагандистского характера для укрепления влияния США. При этом необходимо учитывать, что Б. Обама является учеником профессора Джозефа Ная, автора концепции «мягкой силы» (soft power). Най принадлежит к группе ученых, отстаивающих либеральную парадигму в международных отношениях. В отличие от неоконсерваторов, Д. Най делает акцент на более тонких, сетевых инструментах влияния. Он проводит типичное для либералов в МО разделение между «высокой политикой», куда относятся отношения между государствами, и «низкой политикой», которая включает в себя культурные, социальные и экономические взаимодействия, развертывающиеся на более низком уровне, чем межгосударственные связи. «Низкая политика» с подключением НПО и народной дипломатии может оказывать, по мнению неолибералов, огромное влияние на «высокую политику»[580].

Основные направления новой ближневосточной политики США были изложены Обамой 4 июня 2009 г. в его Каирской речи. Во-первых, новый президент США подчеркнул, что Америка ведет войну не с мусульманами, а с терроризмом. По его мнению, ислам представлен не экстремистами, а полуторатысячелетним духовным, философским и культурным вкладом исламского мира в мировую культуру. Что касается террористов, то, по его мнению, они как раз и не представляют мусульманскую умму, так как в результате терактов больше всего пострадали мусульмане[581]. Необходимо отметить, что Обама стал первым президентом США, трижды процитировавшим Священный Коран в своей речи.

Во-вторых, Барак Обама пообещал полностью вывести американские войска из Афганистана в 2011 г. и из Ирака в 2012 г. При этом он заявил о том, что США не ищут возможности установления перманентных военных баз в Афганистане[582]. Как мы знаем из последующего хода событий, это заявление было лукавством, так как по соглашению 2011 г. американцы оставили за собой шесть постоянных военных объектов в этой стране[583]. Что касается Ирака, то здесь полным ходом шло замещение регулярных американских войск частными военными компаниями, выполнявшими внешнеполитические цели США. Ирак стал опытной площадкой для апробации нового рынка военных услуг. На территории страны к 2009 г. действовали 300 американских ЧВК со 126 тысячами наемников[584]. Президент также объявил о закрытии одиозной американской тюрьмы в Гуантанамо, где пытали «террористов».

В-третьих, Барак Обама пообещал внести вклад США в справедливое палестино-израильское урегулирование и активизировать усилия на этом направлении. При этом он охарактеризовал евреев и арабов-палестинцев как две нации, больше всего пострадавшие в XX в. от преследований и угнетения, упомянув холокост и изгнание палестинцев с собственных земель (Накбу). Как мы знаем из последующей истории, это обещание осталось невыполненным, так как из-за противодействия израильского лобби администрации Обамы не удалось поставить вопрос о незаконности израильских поселений на оккупированных территориях и возвращении палестинских беженцев на родину.

В-четвертых, Барак Обама подчеркнул необходимость внутренней демократизации и трансформации арабских обществ, в частности наделение большими правами женщин и молодежи, отметив, что США готовы участвовать в этом процессе. Одновременно он указал на необходимость развивающих проектов в исламском мире, приведя в качестве примера Пакистан, где США были готовы выделить 1,5 миллиарда долларов на экономическую помощь[585]. Таким образом, он объявил о начале широкого использования «мягкой силы» для американской экспансии.

В-пятых, американский лидер объявил о готовности на определенных условиях нормализовать отношения США с Ираном. Он первым из американских президентов признал негативную роль США в свержении законного правительства М. Моссадыка в 1953 г. и попросил прощения у иранцев за этот акт[586]. Каирская речь должна была символизировать «новое начало» в американской ближневосточной политике. Однако новый курс Обамы в регионе с самого старта был отмечен противоречиями. С одной стороны, декларировалась необходимость ухода американских войск из региона, с другой – США были полны решимости участвовать в разворачивающихся кризисах и борьбе с терроризмом, в том числе военным путем. С одной стороны, Вашингтон обещал палестинцам справедливое удовлетворение их прав, а с другой – американское руководство не могло игнорировать интересы своего давнего стратегического партнера – Израиля. С одной стороны, присутствовало желание подтолкнуть американских союзников – КСА и Египет – к демократической трансформации, с другой – ощущалась тревога за их стабильность.

Второй этап ближневосточной политики Обамы начался в 2011 г. одновременно с периодом «арабских революций». Следует отметить, что мы не разделяем мнение о том, что арабские революции были американским проектом. Существовали значительные внутренние факторы, подталкивавшие к смене курса и политических элит в арабском мире. Тем не менее американцы активно использовали начавшийся процесс социально-политических трансформаций на Ближнем Востоке в своих интересах. О том, что администрация США не вынашивала изначально планов по свержению египетского президента Хосни Мубарака, свидетельствует растерянность первых лиц этой страны, комментировавших начало революционных выступлений в Египте. Например, 25 января 2011 г., когда новости о проведении многотысячного митинга достигли Вашингтона, госсекретарь США Хиллари Клинтон на пресс-конференции ни словом не осудила египетский режим. Более того, она отметила, что положение Хосни Мубарака является стабильным[587]. 27 января 2011 г., когда в Каире в полную силу проходили антиправительственные протесты, вице-президент США Джозеф Байден в ходе брифинга отказался назвать Мубарака диктатором, подчеркнув, что египетский президент является союзником Соединенных Штатов[588]. 28 января президент США Обама в ходе 30-минутного телефонного разговора с Мубараком призвал египетского коллегу провести политические реформы и воздержаться от насилия. Вопрос об уходе Хосни Мубарака с высшего поста американцами еще не ставился[589]. Действительно, сама логика американоегипетского геополитического взаимодействия делала операцию по быстрому свержению египетского лидера чрезвычайно рискованной.