Единственные - Ольга Вечная

о том, что у Ильи сложная, но горячо любимая работа. И он пока не научился оставлять ее в стенах больницы. Тащит за собой домой. В личную жизнь. Крутит в голове, обдумывает. Он продолжает сочувствовать пациентам, если помочь не получается, его настроение падает на самое дно. Там и валяется, пока не проходит время.

Я, конечно, всегда стараюсь его поддержать, разделить печаль. Побыть рядом, отвлечь.

Но не сегодня! Через три часа я должна выйти за него замуж, и это меня пусть поддерживают и уговаривают! Потому что мой жених, вы не поверите, все еще в госпитале!

И это при том, что с позавчерашнего дня он в отпуске.

Илья отдежурил всю ночь, должен был к девяти вернуться домой. Но уже десять, и он не отвечает на телефон.

В одиннадцать меня натуральным образом потряхивает. Он не перезванивает, сообщения остаются непрочитанными.

Без пятнадцати двенадцать мне каким-то чудом удается дозвониться до Жени, медсестры из военного госпиталя, с которой он работает. Она отвечает, что Илья все еще на затянувшейся экстренной операции.

Я сажусь и плачу.

Потому что очень сильно хочется замуж. Плачу и понимаю, что все равно его прощу и все равно буду с ним. Что он такой, какой есть. Что если он выберет меня и пациент от этого пострадает, то мы оба себе не простим. Там дело жизни и смерти, а тут, подумаешь, свадьба какая-то.

Я громко всхлипываю, расправляю подол белого платья на коленях.

Мы давно живем как муж и жена, это просто роспись. Формальность. Но… я ведь уже полностью одета. Платье, чулки, прическа. Гости собрались. А макияж испортился.

В полдень в мою комнату робко стучится Виктория Юрьевна. Я всех выгнала из спальни еще час назад и все это время сидела злая перед телефоном.

— Поля, Полечка, можно к тебе? — неуверенно спрашивает.

— Да, конечно! — отзываюсь я.

Виктория Юрьевна открывает дверь и мнется на пороге. Тоже в праздничном платье, волосы красиво уложены, на лице — растерянность.

— Я вашего сына просто убью, — заявляю вполне искренне. — Вот честное слово. Он в отпуске! Вы понимаете? Это отпуск у него такой!

— Может, будем выдвигаться? Я уверена, он явится как раз вовремя.

Мы с Ильей не планировали традиционную свадьбу со всеми ее выкупами и прочими атрибутами. Единственное, на что согласились, — чтобы его родители нас благословили перед иконой до ЗАГСа. Для них это важно, да и вообще трогательная традиция. Кажется, благословлять придется меня одну. На тяжкий смертный грех!

Я всплескиваю руками.

— Он приедет, обязательно успеет, — уговаривает Виктория Юрьевна. Подходит и обнимает меня.

Я прижимаюсь к свекрови и слышу у самого уха полушепотом:

— Иначе я сама придушу поганца!

Слышать подобное от этой всегда спокойной женщины безумно смешно! В момент настроение взлетает вверх, и я начинаю смеяться в полный голос!

— Спасибо вам! За поганца стоит выйти только ради его мамы.

Мы отстраняемся друг от друга, она берет меня за руки и с восхищением оглядывает с ног до головы.

— Какая же ты красивая, доченька. Как картиночка. — Ее глаза наполняются слезами умиления, и это становится последней каплей.

В носу нестерпимо щиплет, нижняя губа дрожит. После недолгой борьбы я отпускаю себя и начинаю реветь взахлеб! Но уже не от раздражения или отчаяния, а разнеженная в теплоте этой доброй женщины. Укутанная ее безусловной сильнейшей поддержкой, материнской любовью.

— Спасибо вам огромное, — говорю, всхлипывая.

— Мы с отцом счастливы, что ты стала частью нашей семьи. Благословим вас после росписи, ничего страшного.

Я всхлипываю еще громче, она мне вторит. Так и стоим, ревем. Виктория Юрьевна первой приходит в себя и продолжает еще бодрее, чем до этого:

— Ой, Поля, что ты думаешь! Мы с отцом вас уже тысячу раз благословили! И тебя, и Илью, и ваш союз! Ну вот такой он. Доченька, прости его, пожалуйста. Ради нас с отцом. Ну дурачок, что поделаешь? Считает, что без него не справятся.

Я беру со стола платок и громко высмаркиваюсь.

— Уже простила. Но я все равно его прибью! Честное слово!

— Вот и прекрасно. Беги скорее умываться, и выезжаем. От нас до ЗАГСа ехать дольше, чем из госпиталя, вдруг будут заторы.

Я киваю и несусь в ванную. Газировка бьет хвостом по полу, не понимая, все плохо или хорошо. Поскуливает, переживает. По пути успеваю ласково потрепать ее и подмигнуть.

В ванной комнате первым делом машинально бросаю взгляд в зеркало и начинаю нервно хихикать! Выгляжу я кошмарно. Макияж стойкий, профессиональный, но даже он не выдержал такого потока слез. Вспоминаю лицо свекрови, когда она с благоговением говорила, какая я красавица, глядя вот на это. И снова смеюсь. Быстро умываюсь, наношу на кожу легкий крем.

Сойдет. Если он мечтал о шикарной невесте, надо было раньше выбираться из кишок своих пациентов. Или где он там сегодня роется.

В половине первого я снимаю фату и вручаю ее Даше. Распускаю волосы. Утыкаюсь в телефон и начинаю играть в какую-то дурацкую стрелялку. С остервенением мочу зомби.

Ровно без пяти час, когда я уже поймала дзен и начала размышлять над планом мести, прикидывая, сколько месяцев «не дам» Ветрову, дверь в комнату ожидания при ЗАГСе распахивается. Ко мне заглядывает Даша, мешкает секунду под моим убийственным взглядом, после чего сообщает:

— Приехал! Поспеши, Поля!

Поспеши?! Что, серьезно? Мне еще и поспешить?

Скрещиваю руки на груди и заявляю:

— Я передумала. Не хочу больше замуж.

И утыкаюсь в мобильник.

У Даши открывается рот. Она закрывает дверь и кричит:

— Илья, да где ты, мать твою! Ну все, теперь она не хочет замуж. Поздравляю!

Какие-то голоса, шум, дверь