Pax Britannica: Кровь и пламя - Сим Симович

— Арестовать их?

— Нет, — сказал Цезарь наконец. — Пока нет.

— Но господин...

— Я хочу понять почему. Особенно — почему Брут.

Секретарь растерялся:

— И что делать с заседанием сената?

— Я пойду.

— Это безумие! Они вас убьют!

— Возможно. Но я не могу жить, зная, что мой собственный сын считает меня тираном, которого нужно убить.

Цезарь встал и подошёл к окну, откуда был виден Форум.

— Знаешь, что самое печальное? Я действительно хотел встретиться с Кридом. Поговорить с человеком, который понимает бремя власти, цену решений, одиночество правителя.

— Можно отложить встречу...

— Нет. Теперь уже поздно.

Он повернулся к секретарю:

— Передай жене — если завтра что-то случится, пусть не мстит заговорщикам. Рим видел достаточно крови.

— Цезарь...

— И ещё. Отправь гонца в Британию. Пусть передаст Артуру, что Гай Юлий Цезарь восхищался их экспериментом с Круглым Столом.

Секретарь записал поручения дрожащей рукой.

— Это всё?

— Нет. Последнее послание — Криду. Если он действительно отправился в Африку за древними знаниями, передай ему: «Старый римлянин желает удачи в поисках истины. Но помни — самые важные истины находятся не в далёких землях, а в человеческом сердце».

Когда секретарь ушёл, Цезарь остался один. Он вернулся к столу и взял в руки письмо Брута о встрече с Кридом.

«Интересно, — думал он, — что бы посоветовал мне человек, который видел столько предательств за свою долгую жизнь? Наверное, сказал бы, что доверие — роскошь, которую правители не могут себе позволить».

Но Цезарь не мог жить без доверия. Весь его политический метод строился на способности находить общий язык с людьми, верить в их лучшие качества.

«Может быть, это и есть моя главная слабость. Но если нельзя доверять даже сыну, то зачем вообще жить?»

Он провёл остаток дня в размышлениях и подготовке к завтрашнему дню. Писал последние указы, встречался с преданными людьми, давал распоряжения на случай своей смерти.

Ночью ему снился странный сон. Он сидел за огромным круглым столом вместе с Кридом, Артуром и другими правителями, которых не знал. Они обсуждали будущее мира, способы предотвращения войн, методы справедливого управления.

«Видишь, — говорил во сне Крид, — власть не должна принадлежать одному человеку. Слишком большая нагрузка, слишком много искушений».

«Но кто ещё может нести это бремя?» — отвечал Цезарь.

«Те, кто готов разделить его с другими».

Утром 15 марта Цезарь проснулся с ясной головой и твёрдой решимостью. Он оделся в парадную тогу и направился в сенат.

По дороге его несколько раз предупреждали об опасности. Прорицатель кричал: «Берегись мартовских ид!» Жена умоляла не идти. Даже незнакомые люди пытались передать ему записки с предупреждениями.

Но Цезарь продолжал идти.

В сенате его ждали заговорщики. Когда он увидел Брута среди них, в его глазах отразилась не злость, а глубокая печаль.

— И ты, дитя моё? — произнёс он, когда первый кинжал пронзил его тело.

Умирая, Цезарь думал не о боли, не о незавершённых делах, а о том разговоре с Кридом, который теперь никогда не состоится. Два человека, понимавших истинную цену власти, так и не смогли поделиться своим опытом.

«Возможно, — была его последняя мысль, — мир действительно не готов к единоличной власти. Возможно, будущее — за Круглыми Столами, а не за диктаторами».

Брут стоял над телом приёмного отца, сжимая окровавленный кинжал. Он думал, что освобождает Рим от тирании. Не подозревал, что убивает человека, который мог стать мостом между старым миром и новым, между имперскими амбициями и республиканскими идеалами.

В далёкой Британии Артур ещё не знал, что потерял потенциального союзника и мудрого собеседника.

А в африканских пустынях Крид продолжал свой путь, не зная, что человек, который хотел с ним встретиться, уже лежит мёртвым на мраморном полу римского сената.

История потеряла возможность увидеть, как два величайших ума своего времени могли бы изменить судьбы мира, объединив усилия.

Но некоторые встречи не суждены. Некоторые разговоры остаются неоконченными. И мир продолжает свой путь, не зная, каким он мог бы стать.

***

Гай Юлий Цезарь почувствовал, как жизнь покидает его тело с каждой каплей крови, стекающей на мраморный пол сената. Голоса заговорщиков становились всё тише, мир блекнул, но разум оставался ясным до последнего мгновения.

Внезапно холод исчез. Боль утихла. Цезарь открыл глаза и увидел, что стоит в месте, которое невозможно было описать словами живых. Здесь не было ни света, ни тьмы, ни времени, ни пространства в привычном понимании.

Перед ним стояла женщина поразительной, но жутковатой красоты. Половина её лица была прекрасна как утренняя заря, другая половина — иссохшая и мёртвая как древний череп. Её волосы переливались между золотом и пеплом, а глаза... в её глазах отражалась вечность.

— Хель, — произнёс Цезарь, сам удивляясь тому, что знает её имя.

— Гай Юлий Цезарь, — отозвалась богиня смерти голосом, подобным шёпоту осенних листьев. — Диктатор Рима, покоритель Галлии, человек, который изменил ход истории.

— Моё время истекло?

— Твоё время в мире живых истекло, — подтвердила Хель. — Но время вообще... это более сложный вопрос.

Она сделала жест, и вокруг них возникло подобие сада — место для беседы, где мёртвые могли говорить как живые.

— Садись, — предложила она, указывая на каменную скамью. — У нас есть о чём поговорить.

Цезарь сел, чувствуя странное спокойствие. Смерть оказалась не концом, а переходом.

— Ты знаешь Виктора Крида, — сказал он. Это не был вопрос.

Хель улыбнулась — половина её лица светилась радостью, другая половина оставалась неподвижной.

— Конечно знаю. Мы... старые знакомые. Очень старые.

— Он упоминал о встречах с богами. Говорил, что ты направляла его в прошлом.

— Направляла? — рассмеялась Хель. — Крид слишком упрям, чтобы кто-то мог его направлять. Скорее, я предлагала ему возможности. А он выбирал, что с ними делать.

— И что ты думаешь о его нынешнем выборе? О создании Камелота, Круглого Стола?

— Интересный эксперимент, — задумчиво ответила богиня. — Впервые за долгие века он пытается созидать, а не