Противоракетный щит над Москвой. История создания системы ПРО - Григорий Васильевич Кисунько

облетами станции, составлены, подписаны и отправлены по нужным адресам технические протоколы, а между тем начал вырисовываться новый «антенный скандал». Оказалось, что без согласования со мной и Заксоном зам. главного конструктора включил в ТУ на антенны проверку антенно-волноводных каналов на их неидентичность и волевым порядком установил невыполнимый для производства допуск на этот параметр. Заводы не могли уложиться в этот допуск, так как неидентичность каналов была заложена в неидентичности поставляемых заводам волноводных труб. Но самое главное – точности радиолокатора Б-200 не зависели от этого параметра, и потому включение в ТУ требований к нему было абсолютно не нужным. Оно загоняло производство в тупик, на меня и Заксона валились шишки, но Расплетин стоял на своем. Чтобы разрядить обстановку, мною была проведена серия специальных экспериментов на станции с имитацией «разноканальности» в широких пределах. Технические протоколы по этому вопросу мною были высланы в Москву главному конструктору Куксенко и в Капустин Яр его заму Расплетину, и я надеялся, что на основе этих протоколов ненужные требования в ТУ будут если не отменены, то, по крайней мере, установлены в разумных пределах. В духе этих протоколов я разрешил Заксону подписывать на заводе приемо-сдаточную документацию на антенны для капъярской станции Б-200. Для связи с Заксоном Елян добился специального разрешения на выход моего кремлевского аппарата в сеть междугородной правительственной ВЧ-связи.

Антенны были уже готовы к отправке, когда мне по «кремлевке» позвонил Елян:

– У меня на ВЧ Калмыков и Расплетин. Оба категорически возражают против отправки к ним с завода антенн с отступлениями от ТУ, которые вы разрешили. Я звонил на завод Заксону, и он мне заявил, что то, что они требуют, невыполнимо.

– Он правильно сказал. Посоветуйте им внимательно ознакомиться с техническим протоколом проведенного на кратовской станции эксперимента. Они могут провести и у себя такой же эксперимент и убедиться, что отступления от ТУ, разрешенные нами, и даже большие, не влияют на качество работы станции.

– Тогда зачем такие жесткие ТУ?

– Это не сможет объяснить и тот, кто их придумывал. Антенны надо отправлять.

После этого примерно через месяц мне приказ: немедленно вылететь в Капъяр. Зачем? Там на месте объяснят Калмыков и Расплетин.

В военно-транспортном самолете ЛИ-2 я оказался на «сиденье из мягкого алюминия» рядом с главным инженером антенного завода, экипированным в ватные брюки и куртку, добротные валенки и шапку-ушанку. Тот, взглянув на мою шинелишку, надетую на подполковничью форму с брюками навыпуск, на коричневые полуботиночки в калошах, молча развязал мешок с валенками, которые вез своим рабочим на полигон. Но для меня все валенки были малы. Когда самолет набрал высоту, а заодно и принял температуру январской атмосферы на этой высоте, я почувствовал себя вроде бы одетым в холодный мягкий алюминий, стуча зубами, пробовал на цыпочках засунуть ноги в голенища валенок, – еще больше задубели ноги. Совсем закоченевший, добрался на газике с заснеженного степного аэродрома до отведенного мне сборно-щитового «немецкого» домика, обшитого изнутри плотным картоном, недавно поставленного и еще не обжитого. Солдат-дневальный хлопотал около отопительного котла, но в домике вместо желанного тепла гуляли вьюжные струйки, пробивающиеся сквозь щели. Переодевшись в принесенные полигонным хозяйственником ватную спецодежду и валенки, я нахлобучил шапку-ушанку, достал из портфеля бутылку кизлярского коньяка, припасенного для традиционной полигонной «прописки», банку бычков в томате. А дневальный спроворил котелок крутого кипятка.

По полевому телефону позвонили Калмыков и Расплетин. Передавая друг другу трубку, они поздравляли меня с прибытием, спрашивали, как устроился. Я отвечал, что отогреваюсь снаружи и изнутри. Посоветовали отдохнуть с дороги, делами займемся завтра.

На следующий день Калмыков и Расплетин приняли меня на технологической площадке, где смонтирована станция Б-200. Здесь все обстоятельней, чем в Кратове: вместо барака – здание из серого кирпича, а впереди антенной площадки в степи – огороженная колючей проволокой стартовая зона с пусковыми установками для зенитных ракет. И боевой расчет здесь военный, а сотрудники КБ осуществляют ему техническую помощь, отрабатывают программу и методики испытаний.

– Итак, мой дорогой доктор наук, – начал Калмыков, – надо постараться довести антенны до кондиции. Заксон с этим делом не справился, пришлось его отстранить. Нужна ваша личная помощь, мой дорогой доктор наук.

– Разве параметры антенн здесь после сборки хуже, чем были на заводе?

– Не хуже, но нам это не подходит, – вставил Расплетин. – Антенны по разноканальности не укладываются в ТУ.

– Но мы как раз по этому параметру провели исследования на кратовской станции, направили сюда технический протокол. Если у вас есть сомнения, давайте воспроизведем кратовские эксперименты здесь. Разноканальность никак не влияет на точности. Это следует из теории и подтверждено экспериментами.

– Но, мой дорогой, – снова вмешался Калмыков, – перед первым пуском ракеты по реальной мишени хотелось бы все довести до звона. Береженого Бог бережет. Тем более, что у нас есть время. Выжать во всех устройствах все возможное. Попробуйте хотя бы что-нибудь улучшить здесь, на месте.

– Стоит ли пробовать, если дело почти безнадежное, а главное – ненужное?

– Безусловно, стоит, мой дорогой. Ведь хуже от этого не будет. Собирайте, кого надо, и начинайте. Любая помощь к вашим услугам.

Мне претила эта слащавая фальшивость: «мой дорогой доктор наук». В ней угадывался ехидный намек: мол, покажи – какой ты доктор по делу, а не по диссертации. И в то же время – полное неприятие моих попыток обсуждать научно-техническое существо вопроса, изложенное в технических протоколах по кратовскому эксперименту. Но самое страшное то, что для тех, кто знаком с кляузой об антенных вредителях, создается впечатление, что на этой самой разноканальности оба вредителя попались, что называется, с поличным.

Да, трудно перечить Калмыкову. Он здесь высшая власть: ответственный руководитель испытаний, главный инженер ТГУ при Совмине СССР, ежедневно докладывает по ВЧ самому Берия. Выйдя от Калмыкова, я собрал ребят из своего отдела и заводских настройщиков прямо возле антенн, вместе с Заксоном мы стали набрасывать план работ, ставить задачи рабочим группам. За этим занятием нас застали Калмыков и Расплетин.

– А где же бригада заводских механиков? – осведомился Калмыков.

– Она нам не нужна – на эти дела у нас есть свой медник, Петр Ильич. Он умеет гнуть и рихтовать волноводные трубы прямо на коленке, без всяких станков и приспособлений. Прошу любить и жаловать, – ответил я, подмигнув Петру Ильичу и подталкивая его к начальству для знакомства. Петр Ильич правильно понял мой намек: после его рукопожатий Калмыков и Расплетин долго отряхивали кисти рук и уже не сомневались, что этот медник сумеет своими ручищами загнуть любой волновод даже без помощи коленки.

Две недели посменно круглосуточно