Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

После трудностей на начальном этапе был также достигнут прогресс в диалоге НАТО — Россия. Двадцать второго июня 1994 года я подписал рамочный документ «Партнёрства во имя мира» и протокол «Партнёрство плюс», в котором говорилось: «Россия и НАТО согласились подготовить широкомасштабную индивидуальную программу партнёрства с учётом размеров, важности и потенциала России».

Ельцин и его западные коллеги торжественно поддержали Контактную группу и «Партнёрство плюс» на саммите Большой семёрки в Неаполе в середине июня, на который президент России был впервые приглашён в статусе полноправного участника в части обсуждения политических вопросов.

На таком повышенном статусе, судя по всему, настоял Клинтон. Это было своего рода компенсацией за присоединение России к «Партнёрству» и обязательство вывести войска из стран Балтии к 31 августа 1994 года. Я увидел обнадёживающий знак в решении Ельцина назначить дату вывода войск, несмотря на оппозицию в Думе и в его собственной администрации. Это было достигнуто после тяжёлых переговоров, на которых Эстония обязалась соблюдать гражданские права российских военных пенсионеров, которые предпочли остаться жить на эстонской территории.

Важность присоединения России к Большой семёрке подчеркнула одна забавная деталь — смена формы одежды московской делегации. Раньше под влиянием ложного коммунистического пуританства Ельцин наотрез отказывался надевать смокинг, как принято в G-7. Поэтому, когда мы появились в великолепном зале итальянского палаццо в смокингах от Труссарди, нас встретили удивленные, но одобрительные взгляды. Ельцин даже надел галстук-бабочку, от чего прежде решительно отказывался. Похоже, он уверенно почувствовал себя в роли мирового лидера — равного среди равных.

Это вызвало у меня смешанные чувства. В хорошо сидевшем на нём смокинге президент России был неотличим от глав семи демократических государств, шесть из которых являлись членами НАТО, а седьмое, Япония, была близким союзником Соединённых Штатов. При этом в Москве он прислушивался к людям в серых костюмах, которые по-прежнему видели в НАТО безусловное зло и проповедовали авторитаризм. Какому клубу он будет верен? У меня не было твёрдого ответа на этот вопрос.

Билл обещает Борису

Следующий российско-американский саммит, состоявшийся в Вашингтоне в сентябре 1994 года, шёл по уже установившемуся сценарию: любая дискуссия по существенным проблемам откладывалась на потом. Поэтому стало сюрпризом, когда на конфиденциальном обеде президентов вопрос о расширении НАТО был затронут достаточно глубоко. Ельцин сообщил, что Клинтон при подходе к расширению пообещал придерживаться «трёх „нет“»: нет сюрпризам, нет спешке и нет исключениям. Хотя эта формула и не давала ясного руководства для практической дипломатии, она предполагала, что впереди будет достаточно времени, чтобы уладить все спорные моменты. Формулировка «нет исключениям» открывала возможность сосредоточиться на ключевом вопросе: включении России в практическое партнёрство или, ещё лучше, союз с НАТО. Я понимал, что это будет длительный процесс. Но был убежден, что как только мы всерьёз запустим его, расширение НАТО перестанет быть для России проблемой.

Вернувшись в Москву, Ельцин согласился, что мне следует тихо и неофициально прозондировать отношение наших западных коллег и ведущих политиков в Москве к различным вариантам сотрудничества России с НАТО. Этим я и занялся, по ходу обмена мнениями информируя президента. Мы регулярно встречались, и я понял, что отношение Ельцина к вступлению России в альянс довольно двусмысленно.

Почти все мои собеседники выступали за членство России в НАТО, по меньшей мере в качестве конечной цели. Получить поддержку США и других стран альянса было принципиально важным. Это убедило бы нас, представляющих интересы России, что Вашингтон действительно больше не видит в нас потенциального противника. Я попытался прояснить позицию США на конфиденциальной встрече с Кристофером. Положительный ответ был получен в начале 1995 года: да, Россия может стать членом НАТО.

Некоторые из моих собеседников, впрочем, выразили сомнение относительно полного членства России из-за российской евразийской геополитики. Многие в России беспокоились, как бы это не оттолкнуло Китай, и опять я получил разрешение от Ельцина осторожно прощупать вопрос у моих китайских коллег. Ответ, такой же гипотетический, как и вопрос, гласил: скорее всего, это не станет проблемой. По мнению моих китайских собеседников, членство в НАТО не исключит возможность отдельного договора между Москвой и Пекином о ненападении и невмешательстве и других мер по укреплению доверия на границе.

Несмотря на эти обнадёживающие намёки, я не был уверен, что полное членство в НАТО должно стать нашей целью, по крайней мере в ближайшем будущем. Размах задачи делал её похожей скорее на фантазию, чем на практическую цель, и мог бы парализовать любые попытки по её осуществлению. Я уверен, что Путин понимал это, когда в первые годы своего президентства заигрывал с идеей вступления в НАТО. Это было нужно для того, чтобы отвлечь и успокоить Запад, и дало ему время для консолидации своего авторитарного режима и антиамериканской внешней политики.

Чтобы предотвратить непоправимый разрыв с НАТО, нужно было делать практические шаги. Я надеялся закончить бóльшую часть работы в 1995 году, до выборов в США и в России, и «расчистить путь» для процесса вступления восточноевропейских стран в НАТО в 1996–1997 году. Самым быстро достижимым и практически осуществимым было соглашение о союзе между Россией и Североатлантическим альянсом, который позднее, если потребуется, можно было конвертировать в членство. Я сосредоточил усилия на главных положениях новых отношений, будь то членство в будущем или какой-то другой союз. И это было труднейшей задачей.

Наряду с поиском путей к союзу с НАТО я выступал за укрепление СБСЕ, где Россия уже была полным и равным членом, как и все новые независимые государства. СБСЕ содействовало распространению демократических норм, которые ставили права человека и гражданские свободы выше принципа невмешательства во внутренние дела стран-участниц. Эти и другие положения, закреплённые в документах СБСЕ, были весьма полезны для реформаторов в России и других постсоветских государствах, которые преодолевали советское наследие. Исключительно важным было и то, что от стран — членов СБСЕ требовался отказ от попыток изменения границ силой или с помощью угрозы применения силы.

Длительное время мы старались привлечь другие европейские страны и США к усилению роли СБСЕ. Мы считали, что СБСЕ могло бы стать зонтичной организацией для сосуществования и сотрудничества НАТО, Европейского союза, Совета Европы, Западноевропейского союза и СНГ. Эти организации воспринимались бы как более приемлемые странами, которые не являлись их членами, если бы они выглядели как составляющие более широкой системы сотрудничества, в которой все руководствуются одними и теми же принципами. Это могло бы помочь СНГ достичь европейских стандартов.