«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

сторожке, не то в кладовке. В этот период времени он был настроен под Ивана Карамазова, густо, до цинизма богохульствовал. Во время летних каникул он вёл себя как-то странно: «юродствовал», но не во Христе. На вечерах, например, он не пел, не танцевал, не играл, а пьяный то тёрся здесь, то кривлялся, так что однажды сама матушка сделала ему замечание: «Что ты, Павел, дуришь ли, чего ли?» На что он в тон ей ответил: «дурю, мамочка, дурю!» То он, пьяный, выдумает по чужим дворам шляться, то целовать женщин, когда они проходили мимо их дома. Любимая песня в это время у него была: «Не гулять мне, как бывало, тёмной ночью по дворам». Получалось что-то вроде «карамазовщины». По окончании университета он начал работать в Тече кем-то по юридической части, но, по его же выражению, «подсекло» – он оказался не у дел и он, богохульник, оказался священником в селе Стриганском Ирбитского уезда. Финал: «ят бысть».[202] Как деталь нужно отметить следующее: он женился на простой крестьянской девушке и когда явился с ней в дом о[тца] протоиерея, тот объявил бойкот: «Не признаю – и всё!»

Шестым сыном протоиерея был Николай. Прозвище в семье у него было – «кривой»: у него было у одного глаза опущенное веко. Он проще всех братьев разрешил вопрос с образованием: уже в первом классе духовного училища бросил учиться и был уволен. Жил при родителе. Потом папаша определил его учителем в церковно-приходскую школу в деревню Панову. Там его однажды навестил автор его и Вася Новиков. Он, между прочим, продемонстрировал им свои приёмы обучения, а особенно, как он держит дисциплину в школе. Делал он это так: зайдёт в класс – рявкнет, накричит. Ребята сидят и дрожат. Он уйдёт за печку и, довольный, улыбается. Что это? Сказка? Увы – это голая, суровая, проклятая правда. Потом он работал псаломщиком в селе Красноглазовском. Был ещё холостяком. Однажды он был в Тече у родителей, и пришло письмо из Красноглазовой, где какая-то крестьянская девушка ему писала: «Приезжай: девка наша уже большая». Письмо попало в руки родителям, и в Красноглазову он больше не вернулся. Стали искать невесту, и он женился на дочери одного мельника. Потом, после женитьбы, он был назначен в село Лобановское, вблизи Течи, священником. Он был сторонником сильной церковной власти. Так, он рассказывал, что когда ещё он был псаломщиком, у батюшки того села произошёл конфликт с урядником, который пытался навести порядок в церкви, чтобы создать удобный проход к амвону. Батюшка ему запретил и сказал, что здесь он хозяин, а не гражданские власти. Николай об этом рассказывал с гордостью за батюшку. О себе он говорил, что когда он заметил, что обеспечение ему от прихожан стало ослабевать, он поставил ультиматум: или так, или закрою церковь. Ответ последовал отрицательный, и он закрыл церковь. В [19]30-х годах он священствовал в Тече в церкви, которая была детищем его папаши. Если бы протоиерей воскрес и явился в церковь, он, вероятно, в своём любимом стиле сказал: «Колька, до чего ты довёл церковь!» Умер Николай в Тече от туберкулёза. Он был единственным из «бирючат», кости которого лежат вблизи родительских в Тече. У него остались дети трое или четверо, которые, как передавали, сделались не плохими рабочими на Уральском алюминиевом заводе.

Седьмым и последним сыном протоиерея был Григорий. Семейное прозвище у него было Кутай. Он был личностью бесцветной. По окончании духовного училища, протоиерей решил его направить учиться в Пермскую дух[овную] семинарию. Он считал, что уже «изомроша ищущие отрочате», т. е. забыты уже в семинарии неудачи с его первенцами, изгнанными из неё, и всё пойдёт нормально. В течение года Григорий на самом деле занимался, правда, не блестяще, но сносно. Казалось, ну, слава Богу: дело пойдёт. Но начались экзамены и он получил четыре двойки. Такой casus в Пермской семинарии в первом классе приводил к увольнению, что и последовало. Что было с о[тцом] протоиереем? Он всё-таки винил семинарию, которая была такой жестокой к его семье. Сам он был, кажется, питомцем этой именно семинарии. Дальше с Григорием случилось несчастье: ему пришлось отнять одну руку. Дальше он служил псаломщиком в селе Нижне-Петропавловском вблизи Течи. Здесь, как передавали, местный священник о[тец] Стефан «полакомился» его женой, и она потом с сыном покинула его. Он одно время скупал яички и сбывал их в Екатеринбурге, но когда с этим делом «подсекло», поступил письмоносцем на УАЗ, прослужил там до пенсии, купил дом и жил в сообществе с семьёй брата своего Николая. Два года тому назад семья Николая переехала на Волгу под Казань, а с ними уехал и он.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 496–521.

Дочери о[тца] протоиерея

[1961 г. ]

Как выше упомянуто, у о[тца] протоиерея было три дочери. Все они повыходили замуж за будущих пастырей церкви. У всех у них мужья были Александры, и отец протоиерей их звал: Александр первый, Александр второй и Александр третий. Судьба этих трёх Александров была несколько различна, но вытекала из одного исторического события.

Первый Александр, как говорили, будучи арестован, был застрелен при попытке к бегству. У Марии Владимировны остались два сына и две дочери. Маленькая дочь её умерла вскоре после гибели отца. Старший сын её, [Игнатьев Сергей Александрович, ] учившийся в Казанском университете, вынужден был оставить ун[иверсите]-т. Работал одно время лекпомом, потом преподавателем физики в ФЗУ в Свердловске. Потом уехал в Бийск, там работал в учит[ельском] ин[ститу]-те, а теперь на пенсии.

Дочь [Вера Александровна] замужем за доцентом Сверд[ловского] лестотехн[ического] ин[ститу]-та В. И. Голиковым, братом генерала армии Ф. И. Голикова.

Младший сын [Игорь Александрович] зам[еститель] директора по хоз[яйственной] части в лесотехн[ическом] ин[ститу]-те.

Мария Владимировна умерла и похоронена в Бийске. После гибели мужа она работала в Каменске-Уральском библиотекарем, руководила детским хором. Любопытная деталь: муж её А. А. Игнатьев, старший по возрасту из Игнатьевых, последним учился в Казанск[ой] дух[овной] академии, но успел пройти только первый курс.

Вторая дочь протоиерея [Софья][203] была замужем за Александром Ивановичем Смирновым, тем самым, который на маёвке доставал со дна Камы затонувший самовар. Выйти за него замуж она согласилась не сразу, надо полагать, под нажимом о[тца] протоиерея. После первого отказа (это было в японскую войну) А. И. не сложил «оружия», а атаковал письмами. Между прочим в числе аргументов своей настойчивости он приводил в одном из писем такой: «Японцы – писал он – долго не