Быть - Кельта

class="p1">Пятнадцать лет спокойной жизни, достатка и уютного счастья разбились вместе с этими часами, о которых все были наслышаны, но мало кому довелось увидеть. И сейчас песком сквозь щели в деревянном полу исчезали последние надежды, и больше нельзя было вернуться в прошлое. Ни в эти пятнадцать лет, ни в семь лет нищеты городской, ни тем более в лёгкое и радостное детство. И кругом темнота неизвестности. Куда идти? Требовать виры за мать? Да и просто зачем им дальше жить?

В темноте больше не было слёз. Они вместе с горем укрылись глубоко в груди и затаились до поры до времени. Не было и добрых мыслей, они рассыпались и ушли вместе с картинами воспоминаний. Но под тяжелыми ударами сердца ковалось пока не оформившееся, но всё более ясное решение, очищающееся от окалины сомнений и слабостей. Но вместе с ним отмирала часть души девушки.

Глава 5

Не знали мы печалей горьких,

Но боги, замыкая новый круг

Ушли по звёздам выплеснутым из ведёрка,

Оставив сиротами честный люд.

(Из песни кощунника)

Небо на востоке начало светлеть, а в охотничьей землянке так никто и не уснул. Мала зажгла пару лучин, закрепила в светце и посмотрела на Ясну. Младшая сестра всё так же сидела, склонившись над понёвой и берегуном. И в застывшем взгляде покрасневших сухих глаз была пустота. Без злости, без боли, без ненависти и горя. Ничего.

— Ясна, — позвала Мала, подождала, но ничего не произошло. — Ясна! Нам пора уходить. Нужно собираться!

Тишина. Мала перебрала и упаковала вещи в сумки, но Ясна продолжила безучастно сидеть. Сердце старшей болезненно сжалось от жалости к младшей, ей было больно видеть всегда жизнерадостную девочку такой… пустой? А времени оставалось всё меньше и меньше. Вот-вот по их следам отправятся отряды из дружины. Вот и пришлось ей силой поднять девушку и ощутимо встряхнуть.

— Ясна! Хочешь, чтобы тебя убили? Если нет, нам пора бежать! — в голосе появилась жгучая злость. — Что, не дали стать княжной? Так стань княжиной! Вставай, я помогу. Создадим свой клан! Купим тебе повой и волховку червлёные и золотом украсим. Стань наравне с ними, тогда и спросишь за мамину жертву и свою обиду! Ну же! Переоденься, наконец, и нам пора — уже почти рассвело.

Она ещё раз встряхнула сестру и с облегчением заметила, что её взгляд начал оживать. Медленно, словно сквозь сон, Ясна выдернула колышек из фибулы, удерживавшей луду, развязала петли на волховке и спустила её с плеч. Потом неловко надела понёву и перестегнула пояс поверх неё. Растерянно оглянулась и потянулась к ряснам, но Мала перехватила её руку и быстро отцепила лишние. Старшая убрала оставшиеся вещи, надела на младшую одну из сумок, укутала в луду и вывела наружу.

А вокруг в сероватых сумерках уже просыпались птицы. Их пока ещё редкие голоса пронзали утреннюю тишину. После душного домика на улице было прохладно и упоительно свежо. Легкий ветерок ласково гладил по щекам и сдувал тени слёз с глаз. Миг наслаждения природой и они, наконец, отправились в путь.

Шли быстро, порой прямиком через заросли, но если попадалась тропка или дорожка, то бежали прямо по ней. Ясна не оглядывалась по сторонам, она до сих пор не скинула полностью своё оцепенение, вот и хватало её сил лишь чтобы не спотыкаться и не падать. Но в ушах гремели, заглушая лесные перепевы, злые слова Малы: повой и волховку червлёные и золотом украсим, спросишь за мамину жертву и свою обиду, не дали стать княжной. Грохотали, впечатываясь клеймом на душе, раздували крохотный уголёк злости и ненависти, превращая в колючее пламя. И вместе с тем возвращали свет жизни взгляду. И вот Ясна уже смогла твёрдо взглянуть на Малу и увидеть в ней… опору? Ясна улыбнулась. Сколько она себя помнила, Мала всегда была большой и взрослой, и даже мама, это горькое теперь слово «мама», смотрела на свою старшую дочь как на главную в семье.

Странно, что до этого дня Ясна не замечала того, что все решения мать принимала лишь после того, как посоветуется с Малой, и та молча кивнёт в ответ. А слову старшей дочери Дея и не думала перечить. И сейчас Ясна сама смотрела на Малу, сосредоточенную, собранную, сильную и видела в ней и щит, и опору, и уверенность в будущем. Наверное, в семье так полагалось смотреть на отца, который был бы примером детям, только вот этот самый отец хорошо если раз в год заглянет посмотреть, как дочь-то выглядит. И всё. Если бы и захотела, она бы о нём ничего не смогла взять на память, ведь в их доме не было ни одной вещи, подаренной им. А Мала была. Всегда.

Сейчас Мала шла впереди и не только вслушивалась в шум леса вокруг, но и присматривалась к чему-то более глубокому. Конечно, Мала уже до первого предела развила свой дар и ей доступно то, чего Ясна ещё не достигла. Уж не в этом ли причина разочарования княжа? Ведь по старшей младшую выбирали… Нет, ей же рассказывали, что у Малы в тот год дар только пробился и никак нельзя было угадать насколько быстро и сильно он раскроется. Но, так или иначе, погоню она сможет заметить издалека.

Уже заполдень, где-то часов через семь после рассвета, они вышли на торную дорогу и дальше быстро шагали по ней.

— Куда мы направляемся?

— Сначала на юг.

— Сначала? Почему?

— Потому что искать нас будут к северу от поместья. Там город, откуда мы родом. И там ближе другая волость. И ближе горы, рядом с ними западней Великого Истока ещё есть малообжитые места. Или сразу на восток, прямиком к порту на Быстрой.

Старшая посмотрела на небо, прикидывая положение солнца, покачала головой и поторопила Ясну. Остаток дня они продолжали оставлять за спиной версту за верстой по ровному прямо прорубленному большаку. И лишь вечером свернули в длинные густые тени ельника. Мала уверенно вывела их к очередной землянке, в которой тоже был тайник с припасом.

В этот раз Ясна, вымотанная долгой дорогой, уснула, едва села на жесткую занозистую лавку и прислонилась к бревенчатой стене. Мала осторожно положила сестру, устроив её голову на одной из сумок, и занялась печью. Скоро в домике запахло дымом и пустой кашей, но бывшая барышня не проснулась, а старшая не стала её тревожить. Ночь прошла тихо, только где-то недалеко