Измена. Сквозь осколки прошлого - Стася Грей

шампунем и чем-то сладким — печенье, наверное, бабушка кормила. — Мы с бабушкой решали задачки! У меня завтра контрольная, но я всё поняла!

Я обнимаю её. Крепко. Слишком крепко. Она вырывается, смеётся:

— Мам, ты меня задушишь!

Смотрю на её лицо. Десять лет. Светло-русые волосы, как у меня, серые глаза, как у Дениса. Идеальное сочетание нас двоих. Нашей любви, которая когда-то была настоящей.

— Собирайся, солнце. Поедем домой.

— Уже? — она смотрит на часы. — Но рано ещё, только семь! Бабушка обещала, что мы посмотрим кино перед сном.

— Завтра посмотрите. Сегодня нужно домой.

Что-то в моём голосе заставляет её насторожиться. Она перестаёт улыбаться, смотрит внимательно — детская интуиция острее взрослой лжи.

— Мама, что-то не так?

— Всё хорошо. Просто собирайся.

Но она не двигается. Смотрит на меня. Потом оборачивается к бабушке. Та стоит у кухни, вытирает руки полотенцем — жест нервный, механический.

— Бабушка, что случилось?

— Ничего, Дашенька. Слушай маму.

Даша берёт свой рюкзак, медленно складывает учебник, пенал. Движения замедленные — тянет время, пытается понять. Надевает куртку. Я помогаю застегнуть молнию. Руки дрожат.

— Мама, — шёпот, — ты плакала?

— Нет.

Ложь. Лицо опухшее, глаза красные. Но как сказать правду?

Мы спускаемся по лестнице. Даша молчит. Садимся в машину. Пристёгиваюсь, завожу двигатель. Еду домой — десять минут пути, которые длятся вечность.

— Где папа? — голос тихий, но чёткий.

Я сжимаю руль сильнее. Светофор загорается красным. Останавливаюсь. Смотрю прямо перед собой.

— Папа... на работе.

Паркуюсь у нашего дома. Глушу двигатель. Поворачиваюсь к ней. Смотрю в серые глаза — глаза Дениса, которые смотрят на меня с надеждой, страхом, требованием правды.

— Даша, — голос дрожит, — мы с папой... немного поссорились.

— И что?

— И он... живёт отдельно. Пока.

Тишина. Долгая, звенящая тишина. Даша смотрит на меня. Потом отстёгивает ремень, отворачивается к окну.

— Вы разводитесь.

Не вопрос — утверждение.

— Я не знаю. Может быть.

— Из-за чего вы поссорились?

Как объяснить десятилетнему ребёнку, что папа полюбил другую женщину? Что мама потерялась в работе? Что пятнадцать лет брака рухнули от одного чужого волоса на подушке?

— Взрослые причины, солнце.

— Я не маленькая! — она оборачивается резко, слёзы на щеках. — Мне десять лет! Я имею право знать, почему мой папа ушёл!

Папа ушёл. Она так и сказала. Не "почему вы поссорились" — "почему папа ушёл". Дети всегда знают больше, чем мы думаем.

— Даша...

— Это из-за меня?

Сердце останавливается.

— Что? Нет!

— Из-за меня! — она рыдает теперь, слова сквозь слёзы. — Я плохо училась? Я была непослушной? Я что-то сделала не так, и папа ушёл?!

Я расстёгиваю свой ремень, тянусь к ней, обнимаю. Она сопротивляется, но я держу крепче.

— Нет, нет, нет, солнце. Это не из-за тебя. Никогда, слышишь? Никогда!

— Тогда почему?!

Почему? Потому что я работала по двенадцать часов в сутки? Потому что Денис был слабым и сбежал к молодой любовнице вместо того, чтобы бороться? Потому что мы оба забыли, как быть семьёй?

— Потому что мы с папой... устали. Друг от друга. От жизни. Мы перестали разговаривать. Понимать.

— Но это можно исправить! — она всхлипывает, смотрит на меня мокрыми глазами. — Можно начать разговаривать! Я видела по телевизору, там пары ходят к психологу и всё налаживается!

Наивность детства. Думать, что всё можно исправить разговорами. Что измена — просто недопонимание. Что любовь возвращается, если сильно попросить.

— Не всё так просто, Дашенька.

— Почему?! — она кричит снова. — Почему не просто?! Вы же любите друг друга! Я видела, как вы смеётесь вместе! Как папа обнимает тебя по утрам! Как ты гладишь ему рубашки!

Когда это было? Смех, объятия, поглаженные рубашки? Год назад? Два? Она помнит то, чего уже нет. Держится за призрак семьи.

— Даша, — я беру её лицо в ладони, вытираю слёзы большими пальцами, — иногда люди меняются. Иногда любовь... кончается.

— Нет! — она отталкивает мои руки. — Любовь не кончается! Это неправда! Ты врёшь!

Она открывает дверь машины, выбегает. Бежит к подъезду. Я выскакиваю следом, догоняю, хватаю за руку.

— Даша, стой!

— Отпусти!

— Нет. Послушай меня.

Она дёргается, но я держу. Мы стоим у подъезда, в свете тусклого фонаря. Октябрьский вечер холодный, ветер треплет её волосы.

— Мы с папой не хотели, чтобы ты узнала так. Хотели поговорить вместе, объяснить. Но...

— Но вы трусы! — она кричит. — Оба! Папа сбежал, ты плачешь! А я что?! Я должна жить с вами по очереди? Как в кино? Неделю у мамы, неделю у папы?!

Я не думала об этом. О практической стороне развода. Об опеке, графике, разделённой жизни ребёнка. Думала только о боли, предательстве, разрушении. А она... она думает о том, где будет жить. Где её дом.

— Даша, мы всё решим. Ты будешь жить здесь, с мамой. Папа будет приезжать...

— Приезжать?! — истерика нарастает. — Как гость?! Папа будет гостем в моей жизни?!

Я не знаю, что сказать. Стою и смотрю на свою дочь, которая рыдает от горя, что я и Денис создали. Наш эгоизм, наша неспособность быть взрослыми — всё это разбивает её сердце.

— Солнце, пойдём домой. Пожалуйста. Поговорим там.

Она затихает. Слёзы текут, но она не сопротивляется. Мы входим в подъезд, поднимаемся на лифте. Молчим. Открываю дверь квартиры.

Пустота встречает нас. Та самая пустота, в которой я жила целый день. Денис забрал вещи днём, пока нас не было. Его ботинки не стоят у порога. Его куртка не висит на вешалке. Его запах — терпкий одеколон, который я дарила на прошлый день рождения — выветрился.

Даша останавливается в коридоре. Смотрит на пустую вешалку. Понимание приходит физически — папы нет. Не "ушёл на работу", не "задерживается", а нет. Навсегда.

— Нет, — шепчет она. — Нет, нет, нет...

Опускается на пол. Сворачивается калачиком. Рыдает — громко, навзрыд, как плачут дети, когда мир рушится.

Я сажусь рядом. Обнимаю её. Она вцепляется в меня, уткнувшись лицом в плечо. Мокрое лицо, горячие слёзы впитываются в мою кофту.

— Мам, — сквозь рыдания, — почему?

— Не знаю, солнце. Не знаю.

— Это моя вина.

— Нет!

— Я должна была быть лучше! Учиться лучше, помогать больше, не капризничать!

Боже, она винит себя. Десятилетний ребёнок думает, что развод родителей — её ответственность.

— Даша, послушай, — я беру её за плечи, заставляю посмотреть на меня, — это не твоя вина. Совсем. Ты самая лучшая дочь на свете. Умная, добрая, красивая. Папа любит тебя. Я люблю тебя. Больше жизни. То, что случилось между нами с папой — только между нами. Взрослые проблемы, понимаешь?

— Не понимаю! — она всхлипывает. — Если вы меня любите, почему не можете жить вместе?! Ради меня?!