Бог и сатана. Борьба продолжается - Франсуа Брюн

Антонио Леонелли, одного из жителей деревни, сидевшего тут же на скамье, он отдал ему этот сверток. Леонелли вошел в церковь, развернул сверток, а когда хотел поговорить с незнакомцем, оказалось, что тот исчез. Целое столетье реликвия оставалась в семье Леонелли, а потом даже стала частью приданого Марции Леонелли. Однако когда ее мужу, Панкрацио Петруччи, почему-то не удалось получить эту реликвию, он украл ее у своего тестя. Через десять лет, когда во время войны он попал в заключение, жена, чтобы освободить его, продала этот плат Донато де Фабритийсу. Это было в 1618 году, а через двадцать лет Донато подарил его капуцинам.

Мы видим, что в этом рассказе есть две ключевых даты, с которыми мы уже сталкивались, и это, вероятно, не случайно. В 1608 году старый собор Св. Петра, в котором хранился «плат Вероники», был снесен. В 1618 году проводилась опись его имущества, в котором эта реликвия упоминалась в последний раз. В этой связи мы заметили одну интересную деталь: на ее копиях глаза у Христа закрыты, тогда как на оригинальном изображении они открыты. Можно ли говорить о подмене? По крайней мере, тогда можно было бы предположить, что в результате всего этого настоящий «плат Вероники» появился в затерянном городке Маноппелло.

НАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Еще раз повторим: остается лишь пожалеть о том, что и эта важная реликвия исследована довольно мало. Может быть, это уберегло ее от повреждений, которые наносят агрессивные и не очень результативные методы исследования, но, наверное, настало время, чтобы и она сообщила нам свою весть. Мы ждем более подробной информации на этот счет, а пока можно процитировать то, что уже известно.

Итак, «в зависимости от освещения и природы света ткань из Маноппелло выглядит по-разному. В ультрафиолетовом освещении видно много пятен, но изображение остается очень тонким. Если дневной свет падает немного со стороны, ткань становится очень плотной, цвета зеленоватой охры, и на ней хорошо видны глаза и волосы, но если дневной свет напрямую пронизывает ее, различить цвет становится практически невозможно. Покрывало становится прозрачным, белым, очень тонким: его ткань чрезмерно легка. Фотоснимки, сделанные в ультрафиолетовом свете, имеют зеленоватый цвет, потому что покрывало флюоресцирует» (438). «В свете от лампы Вуда изображение не видно, оно также полностью исчезает в ультрафиолетовых лучах, и это говорит о том, что перед нами не живопись, т. е. не какая-то композиция, осуществленная художником путем нанесения красок на ткань с помощью какого-нибудь инструмента. Вооружившись лупой, я искал следы краски на каждой нити, но не обнаружил ничего. Это говорит о том, что имеющееся изображение, вероятно, возникло в результате какого-то внутреннего изменения в волокнах, приведшего к тому, что они, отражая свет, вызывают у зрителя ощущение цвета. Кроме того, цвет меняется — от коричневого до серого или розового — в зависимости от того, где находится зритель или источник освещения» (439).

Уточним, что Х. Пфайфер, на которого мы здесь ссылаемся, как никто другой сведущ в этой области: он является профессором иконографии и истории христианского искусства в Григорианском университете.

Он в частности отмечает, что радужная оболочка глаза четко выделяется на фоне белка: и здесь, разумеется, речь идет об изогнутой линии. Если бы она была нарисована, тогда краска, с помощью которой была бы прописана радужная оболочка, пропитывала бы некоторые волокна ткани, но здесь ничего такого нет. При большом увеличении видно, что контур идет вверх, и, значит, здесь нельзя говорить о работе кисти, которая неизбежно следовала бы за закруглением оболочки.

Нельзя говорить и о том, что изображение возникло в результате тканья: ведь тогда необходимо, чтобы каждое волокно было окрашено еще до начала работы, причем так, чтобы их длина, а также краски заранее в точности соответствовали появляющемуся во время работы изображению, ничуть не отступая от того, как оно было задумано. Но такая точность просто невозможна (440).

Следовательно, остается только признать, что образ сформировался без помощи известных на сегодняшний день технических средств. Тем не менее совершенно очевидно, что гораздо более полные научные изыскания совершенно необходимы. Они помогут нам лучше понять, при каких условиях изображение отпечаталось на ткани. Вероятно, оно связано с крестными страданиями Христа, но как именно и в какой момент возникла эта связь?

На реликвии из Маноппелло видны пятна, которые похожи на кровь, причем их гораздо меньше, чем на плащанице. До сих пор научно не установлено, идет ли речь о человеческой крови и если да, то к какой группе она принадлежит. Тем не менее благодаря наложению прозрачных фотоснимков между плащаницей и «платом Вероники» были выявлены некоторые соответствия. На симпозиуме, проходившем в Риме в 1993 году, об этом говорила уже упоминавшаяся нами монахиня Бландина Шлёмер, а я, в свою очередь, вспоминаю, как во время симпозиума в Ницце она накладывала снимки «плата Вероники» на большой, в натуральную величину, диапозитив плащаницы (442). Нет никакого сомнения в том, что изображения похожи друг на друга: тот же сломанный нос, распухшие скулы и т. д.

Тем не менее все, кто изучал «плат Вероники», не скрывают, что между двумя лицами (на плащанице и на плате) есть и серьезные различия. Глаза на плате открыты, а на плащанице закрыты. Рот на плате приоткрыт, а на плащанице закрыт. Трудно согласиться с сестрой Бландиной Шлёмер, когда она утверждает, что глаза на плащанице тоже открыты (несмотря на то, что на них лежат монеты). Монеты якобы лежат на зрачках и радужной оболочке, что, в принципе, возможно, но все равно доказать это довольно трудно, тем более что на плащанице ясно видно: глаза закрыты.

Кроме того, трудно согласиться и с точкой зрения отца Пфайфера и сестры Бландины на то, как использовалась ткань из Маноппелло. Если ее положили прямо на лицо Христа в гробнице, причем положили под переднюю часть плащаницы, в которую он был обернут, тогда изображение лица на самой плащанице не смогло бы сформироваться (по крайней мере, таким, каким мы его видим). Пятна крови появились бы на плате, а не на плащанице. Трудно согласиться и с тем, что плат могли положить на лицо Христа уже поверх плащаницы. Во-первых, непонятно, какая от этого польза, а во-вторых, изображение на плате возникло в результате совсем другого процесса, никак не похожего на тот, вследствие которого появилось изображение на плащанице: ведь изображение на плате — не негативное (как на плащанице), а позитивное и к тому же цветное. Наконец, на плате из Маноппелло никак не запечатлелись отпечатки упомянутых монет.

Мне кажется, у каждого изображения своя история возникновения.