Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел

В демократических государствах эта цель понимается как нечто такое, что народ может полностью осознать в том смысле, что он понимает, что это такое и как это может быть коллективно реализовано. В результате считается, что воля народа в решающей степени определяет воплощение трансцендентной социальной цели в конструкции государственных институтов и принципов. Учредительная элита, каковой она является, не более чем фиксирует и транслирует народную волю, выявляемую в ходе свободного и открытого демократического процесса.

Однако в недемократических государствах трансцендентное социальное назначение рассматривается как уязвимое для неправильного распознавания, если оно законодательно закрепляется в рамках традиционно считающейся свободной и открытой демократической политики. Непонимание трансцендентной социальной цели возможно потому, что воля народа не может быть достоверно выявлена: Либо личность народа еще не определена правильно, либо социальные отношения в рамках уже существующего политического сообщества каким-то образом искажают представление народа о том, что он должен делать. В любом случае воля народа должна быть переформулирована и сформирована после создания государства. Поэтому революционная элита организует сложный процесс, в котором (1) народ рассматривается как в целом осознающий, что именно он должен делать (и делает) в отношении трансцендентной социальной цели, которой должно быть посвящено государство, но (2) он не компетентен осуществить основание без вмешательства революционной элиты. Хотя революционная элита по-прежнему использует форму законодательного собрания для выработки конституции, сама элита претендует на выражение народной воли и, таким образом, в качестве политического агента следит за соединением суверенитета, социальной цели и воли народа при создании нового государства.

Народная воля всегда несовершенна, поскольку что-то неизменно мешает ее естественному выражению в правлении большинства. Это несовершенство означает, что всегда существует некоторое расхождение между концепцией народной воли (1) как вписанной в социальную цель, которой посвящен государственный суверенитет, и (2) как проявляющейся в неограниченном голосовании по большинству голосов. В результате и демократические, и недемократические государства «перекраивают» народную волю, регулируя ее выражение. При этом предполагается, что в отсутствие государственного вмешательства народ не смог бы точно определить и эффективно реализовать трансцендентную социальную цель — даже после ее признания при создании.

Возможность ошибочного признания в демократических государствах является основным основанием для регулирования проведения выборов. Например, в США федеральное правительство и правительства штатов регулируют взносы на проведение избирательных кампаний, требуют регистрации избирателей на избирательных участках, гарантируют представительство меньшинств путем установления границ округов, сертифицируют кандидатов, которые могут выставлять свою кандидатуру на выборах, устанавливают требования к возрасту и месту жительства избирателей и т. п. Эти нормы воздействуют на народную волю, регулируя ее формирование (например, взносы на избирательные кампании), контролируя ее выражение (например, устанавливая требования к избирательному праву), ограничивая альтернативы, из которых народ может выбирать (например, дискриминируя организации меньшинств, дисквалифицируя отдельных лиц как кандидатов или определяя, какие вопросы могут быть предметом референдума), или компенсируя глубоко укоренившиеся, но неправильные мнения (например, расовые и этнические предубеждения).

Хотя не вызывает сомнений, что эти вещи оказывают существенное влияние на то, что подтверждается как воля народа (например, на исход выборов), декларируемая цель — очистить народную волю от загрязняющего влияния, не влияя иным образом на то, что эта воля может выразить. Таким образом, для демократических государств концепция заблуждения предполагает существование нетронутой народной воли, которая может быть проявлена только в том случае, если политическое сообщество устранит или компенсирует факторы, которые в противном случае исказили бы ее манифестацию. Теоретически народная воля остается ненарушенной в результате этих устранений и корректировок, ее аутентичное содержание (воля народа) лишь раскрывается перед сообществом. Таким образом, трансцендентная социальная цель в таких государствах направлена на выявление и реализацию чистой воли народа, а также тех ценностей и гарантий (например, свободы прессы), которые облегчают демократический процесс и делают возможным его воспроизводство во времени.

В недемократических государствах непонимание трансцендентной социальной цели происходит тогда, когда люди имеют общее, но несовершенное представление о том, что именно они должны (и, соответственно, делают) волеизъявлять. Здесь проблема напрямую касается содержания и лишь косвенно — процесса. Содержание того, что должно быть (а значит, и есть) волей народа, может быть раскрыто (и раскрывается) тем (на практике — революционной элите), кто обучен, опытен или одарен в его постижении. Эта революционная элита использует во многом инстинктивное понимание народом того, что он должен (и, соответственно, делает), для мобилизации его против старого режима, который рассматривает любое понятие о воле народа как в лучшем случае неактуальное. Привилегированное понимание революционной элитой воли народа имеет прежде всего историческое обоснование, вытекающее из понимания разворачивающейся телеологической траектории, в которой народ играет центральную роль и как объект, и как участник. Именно эту роль народ может не осознавать, даже будучи призванным к инстинктивному осознанию своей судьбы. Поэтому главная задача революционной элиты состоит в том, чтобы, во-первых, мобилизовать инстинктивное понимание народом своего исторического предназначения для создания нового государства, а во-вторых, обеспечить его эффективную реализацию. Частью этой реализации является воспитание и перевоспитание понимания народом своего исторического предназначения в процессе, который не является совещательным (как в демократических государствах), а предполагает доктринальное обучение.

Например, в русской революции большевики исходили из того, что политически сознательные рабочие могут в общих чертах осознать историческую роль, которую должен сыграть их класс, но, тем не менее, они несовершенны в понимании правильной политической стратегии и тактики, которая позволит реализовать их предназначение. Таким образом, за реальное содержание «диктатуры пролетариата» отвечала авангардная партия, которая выступала не как представитель или от имени рабочих, а как их правильно информированное политическое сознание. Таким образом, большевики знали, что именно должны (и, соответственно, делали) волеизъявить рабочие, даже если сами рабочие могли неправильно осознавать трансцендентную социальную цель революции (т. е. историческую судьбу, заложенную в государство при его создании). Таким образом, при создании советского государства эта трансцендентная социальная цель (осуществление коммунистической революции как следующего и последнего исторического этапа) была делом техники, теоретические предпосылки и практическая реализация которой были прекрасно известны только партии авангарда. В результате основание народа, в основном, происходит от одних и тех же потенциально искажающих влияний как до, так и после основания. Основное различие заключается в том, что после основания государство само может стать субъектом собственных интересов и, следовательно, потенциально искажающим фактором.

Советское государство в первую очередь ставило перед собой задачу формирования политического сознания рабочего класса как основного ориентира в осуществлении коммунистической революции. А это политическое сознание в своей отточенной, а значит, и практической форме обязательно должно было находиться в авангарде партии. Таким образом, в первом случае основание предполагало заселение российского государства большевистской партией. После основания одной из самых актуальных