«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

Григорий Иванович держал и обучал свою эскадру, как бы в военное время. Всякого рода повреждения надо было устранять средствами плавучей мастерской. Подчиненным адмирал часто напоминал мудрое изречение Петра Великого, что промедление времени невозвратной потере жизни подобно и требовал, чтобы суда из-за повреждений не теряли способности нести боевую службу.

(Морской сборник, 1913, № 5, с. 1–7)

А.Н. Витмер. Школа Бутакова

Эпизод из совместной службы Александра Николаевича Витмера с Г.И. Бутаковым относится ко времени Русско-турецкой войны (1877–1878), когда Григорий Иванович командовал крепостью Свеаборг. Как видим, сдержанность адмирала действовала на его подчиненных значительно лучше громоносных разносов.

Вообще Григорий Иванович Бутаков умел поставить отношения с подчиненными в высшей степени правильно, спокойно, без малейших неровностей, не только капризов. За четыре с лишним месяца совместной службы я ни разу не слышал, чтобы он крикнул на кого-нибудь, даже чтобы сказал что-нибудь в повышенном тоне.

Совсем другого образа отношений и воспитания подчиненных придерживался Григорий Иванович, всегда спокойный, всегда ровный, требовательный по службе, но требовательный без неразумных излишеств; полагаю, он формировал еще лучшую, более прочную школу – школу людей долга, гуманности, разумных требований и спокойного отношения к обстановке, в какой бы потрясающей форме она ни проявилась, что так важно в морской службе, полной опасности, неожиданности, сюрпризов и требующей рассудительной находчивости.

Г. И. Бутаков

Прекрасный парусник, он требовал того же от своих офицеров и чуть выдавалось свободное время, даже в свежую погоду, устраивал гонки на катерах, причем молодое офицерство щеголяло друг перед другом в искусстве «резать корму» адмиральского корабля, а Григорий Иванович, как теперь вижу, стоит спокойный, наблюдающий, звонким голосом, иногда даже в рупор делающий замечания, отдающий приказания. И лица у молодежи не только не угнетенные, но светлые, радостные, да и на простых, загорелых лицах матросов нельзя было не прочесть особого, любовного отношения к своему на вид несколько суровому, очень редко улыбавшемуся адмиралу. Было очевидно, что за ним они пойдут в огонь и в воду.

Для иллюстрации приведу следующий случай.

[В 1878 году] время было дорого: война казалась неизбежной, и неприятель через три-четыре дня по объявлении войны мог уже появиться под стенами Свеаборга. По крайней мере, так говорили, а газеты и писали, что у англичан экспедиция на Балтику вполне готова.

Я отправился к адмиралу и попросил его, чтобы на следующий день, еще до восхода солнца, был готов катер у городской пристани для доставления офицера на крайний левый фланг обороны.

Григорий Иванович сказал, что отдаст приказание. Вставал я тогда обыкновенно в 6 часов. Адмирал вставал в 7.

В 6-м часу слышу стук в дверь. Будят.

– Что такое?

Слышу голос офицера. Наскоро одеваюсь, впускаю его.

– В чем дело? Отчего вы не выехали, ведь я же просил вас отправиться до восхода солнца.

– Я так и сделал, но катера на пристани нет. Я прождал около часа и решил доложить вам, полковник.

Между тем, адмирал уже встал, и я отправляюсь к нему.

«Да не может же быть, – отвечает он на мои слова, что катера на пристани нет. – Я вчера приказал Терентьеву (флаг-офицер адмирала). Не может быть, чтобы он не исполнил приказания».

В первый раз вижу адмирала взволнованным и, раздосадованный, сам подливаю масла в огонь.

– Ужасно, – говорю, – досадно. Время-то ведь дорого, зевать нельзя.

Адмирал молчит и хмурится.

Входит Терентьев.

– Отчего катер не на пристани? – спрашивает Григорий Иванович.

Симпатичное молодое лицо лейтенанта сразу делается чуть ли не багровым.

– Виноват, – отвечает он, – забыл, ваше превосходительство.

Мало еще знакомый с адмиралом, судя по его взволнованному виду, я ожидал бури, но вижу, что лицо его делается более спокойным, он медленно берет сигару, обрезывает ее, медленно зажигает спичку; закуривает. Пыхнув три раза дымом, успокаивается окончательно и говорит одно только слово: «Нехорошо».

А затем добавляет: «Немедленно распорядитесь».

Лейтенант, весь красный, выбегает; через час катер был уже на месте, и офицер отправился по назначению.

Я просто залюбовался Григорием Ивановичем. Его выдержкой, его спокойствием и глубоким пониманием человеческой души.

– А что, – спрашиваю через час молодого человека, – ведь я думаю, с удовольствием отсидели бы неделю под арестом, вместо полученного «нехорошо»?

– С удовольствием месяц отсидел бы, полковник, – отвечает бравый лейтенант.

Вот таким-то образом, без криков, распеканий и арестов заставлял Григорий Иванович своих подчиненных относиться к долгу службы с величайшим рвением, не за страх, а только за совесть.

(Морской сборник, 1914, № 5, с. 45–49)

Извлечения из приказов Г.И. Бутакова

Обзор плавания практической эскадры Балтийского флота в кампании 1861 года

Я сказал, что в военное время риск есть необходимость. Прибавлю, что в мирное время нужно выучиться рисковать, чтоб в военное время уметь рисковать, т. е. получить уверенность и крепость нервов

(Морской сборник, 1862, № 7, с. 5)

Необходимо помнить, однако же, что вся наша служба основана на чуть-чуть: чуть-чуть в одну сторону – так скажут молодец, а чуть-чуть в другую?.. Слепец! Расстояние между этими крайностями всего каких-нибудь полфута, которые и нужно найти. Можно же найти их только постоянным внимательным изучением.

(Морской сборник, 1862, № 7, с. 8)

Приказ от 11 августа 1868 г.

Офицер, который неверно определил расстояние до неприятеля, или тот, у которого комендор второпях не поставил прицела на надлежащее возвышение, – не израсходовал ли каждый из них втуне ту часть сотен миллионов, которых стоило правительству строить поколения кораблей, воспитывать практикой поколения офицеров?

Итак, все лежит на нас. Суждения о нас будут зависеть только от успеха или неудачи нашей, и никто, кроме нас, личного боевого состава, не будет ответчиком. Будем же гоняться не за тем, чтобы в отчетных ведомостях о пальбе у нас стояли высокие проценты попавших ядер, а употребим все старания, чтобы пальба наша подходила возможно более к тем условиям, которые предстоят в действительном бою, т. е. будем стрелять с не определенных заранее расстояний и в движущиеся предметы.

(Адмирал Григорий Иванович Бутаков, с. 70–71)

Приказ № 32 от 14 августа 1876 г.

9 августа в 11 часов вечера был сделан внезапно сигнал: сделать два холостых выстрела. Не дождавшись окончания сигнала, которое могло относить его исполнение к другому времени, на всех судах стали бить тревогу и потом стрелять.

…Какое непонимание того, что ночь накладывает свои пределы на наши сигнальные переговоры! Днем вам подняли