Заклинатель снега - Эрин Дум

И когда его пальцы разжались… я окончательно осознала, что́ сейчас произошло: Мейсон предложил мне стать частью их с Джоном жизни.

Глава 23

Из плоти и ветра

– Ты в порядке?

Я заморгала. Джон, сидевший за столом напротив, смотрел на меня с тревогой.

Я проснулась очень поздно. Поужинав, поднялась к себе, свалилась в кровать и сразу уснула. После всего произошедшего жизненно необходимо отключиться от реальности. Я боялась, что мне приснится бандит с зубочисткой и весь тот кошмар, но, к счастью, мое измученное сознание провалилось в плотный, тяжелый, чернильно-черный мрак.

– Да, – ответила я, немного смутившись.

В целом, если не считать слабой боли в мышцах и костях, я чувствовала себя отдохнувшей.

– Как твой палец? – спросил он.

Я посмотрела на повязку и затянула ее потуже.

– Еще побаливает, но терпимо.

Джон протянул через стол руку и погладил меня по голове, потом подвинул поближе стакан свежего молока. Теперь он всегда покупал мое любимое. Я поблагодарила его и отпила глоток.

– Вы с Мейсоном… поссорились?

Я не ожидала такого вопроса, поэтому удивленно посмотрел на Джона. Поколебавшись, он сказал:

– Ну… Когда я вчера пришел тебя позвать, у меня сложилось впечатление, что вы поспорили.

Я чувствовала, как разгораются мои щеки, смущаясь, отвела глаза и уткнулась в стакан.

Все-таки мне не до конца в это верилось. Мы с Мейсоном поцеловались. Это было похоже на сон, из тех настолько ярких и явственных, которые долго не забываются. Но наш поцелуй случился наяву.

Мейсон, его руки, острое и трепетное прикосновение его губ, удивление и мука – при одном воспоминании по телу пробегала дрожь…

– Мы не спорили, – сказала я тихо, опустив голову.

– Нет? – спросил Джон, обеспокоенно глядя на меня. – А у Мейсона было такое расстроенное лицо…

Молоко чуть не полилось мимо рта.

– Нет, – сглотнула я, ловя на подбородке белую каплю, – просто мы кое-что прояснили, и все.

Джон поднял брови, его яркие радужки засветились любопытством.

– Прояснили?

– Ага.

– И что, если не секрет?

Мне захотелось сползти со стула под стол и незаметно улизнуть с кухни, но так как поступить подобным образом не представлялось возможным, я уставилась на корову, которая подмигивала мне с этикетки на бутылке.

Как-то неудобно сказать Джону, что мы с его сыном прошли путь от взаимных оскорблений и ненависти к поцелую и объятиям на полу его комнаты.

По крайней мере, я надеялась, что мое лукавство не отразилось на лице, когда я дала ему более приемлемое объяснение:

– Я рассказала ему о папе, о «Тартаре», о прошлом… – Я сделала паузу и, понизив голос, добавила: – Я знаю, что ты хранил папин секрет и не хотел, чтобы Мейсон был в курсе истории с кодом. Но мне кажется, он должен знать правду.

Джон внимательно меня слушал, а я смотрела на его доброе лицо и думала, как ценно для меня общение с ним. Я всегда считала Джона хорошим родителем. И тому была масса подтверждений.

– Эта правда принадлежала только вам, – спокойно сказал он, – и поделиться ею могли только вы. Я знаю, в детстве Мейсон на меня за это обижался. Но теперь, возможно, он поймет, почему я молчал. – Взгляд Джона вдруг смягчился, и он улыбнулся. – На самом деле я рад, что ты обо всем ему рассказала. А то я испугался, что между вами опять что-то произошло.

Он покачал головой и встал. Взял с комода маленькую белую картонную коробку и снова сел.

– Что это? – спросила я, когда он протянул ее мне.

– Подарок для тебя.

Я бросила на Джона удивленный взгляд, а он кивком попросил поскорее открыть ее, что я и сделала, вытащив картонный язычок из прорези.

Внутри лежало что-то белое и гладкое – чашка. Я вынула ее и повертела в руках, любуясь, как она мерцает на полуденном солнце. Чашка была простая, без рисунка.

Я посмотрела на Джона.

– Теперь не буду хватать твою, – согласилась я. – Спасибо, Джон!

– Благодари не меня. – Он улыбнулся, а я нахмурилась. – Ее купил Мейсон.

Чашка чуть не выпала у меня из рук, и я невольно прижала ее к груди.

– Мейсон?

– Она здесь с позавчерашнего дня. Думаю, он хотел, чтобы ты сама ее нашла. Я собирался тебе намекнуть, но ты убежала на вечеринку.

Я вспомнила, как два дня назад мы с Нейтом шли по коридору. Я снова увидела Мейсона, прислонившегося к моему шкафчику. Он смотрел на меня, словно извиняясь. Он уже купил эту чашку, возможно, чтобы ею сказать мне то, что не мог признать вслух…

Я смотрела на молочно-белую гладкую чашку и не находила слов, чтобы выразить свои чувства. Я поднесла ее ко рту, имитируя глоток, и Джон рассмеялся. Неужели мой жест был таким смешным? Я вопросительно посмотрела на него. Затем, словно что-то мне подсказало, я перевернула чашку вверх дном.

Оказалось, не вся чашка была белой. На дне имелся рисунок: остренький звериный носик с черно-белым мехом под тонкими усами. На меня смотрела морда енота!

Несколько часов спустя я сидела в своей комнате, погрузившись в одиночество. Была суббота, Мейсон тренировался в спортзале.

Я сказала Джону, что хочу побыть одна, но правда заключалась в том, что я не могла перестать думать о вчерашнем дне, о том моменте, когда Мейсон предложил мне стать частью важного события в его жизни.

«И для тебя там найдется место». Он это хотел мне сказать? Вдруг я заметила что-то в углу, у коробки. Я подошла поближе, а когда поняла, что это, остановилась. Потом неохотно наклонилась и подняла с пола папин альбом. Он лежал там с тех пор, как я швырнула его в приступе гнева. Жаль, что плотные страницы немного погнулись. Я открыла его и стала листать.

Интересно, знал ли папа, что его прошлое рано или поздно меня настигнет? Мне хотелось верить, что у него была веская причина учить меня терпеть боль. Он никогда не учил меня ее отрицать – именно что терпеть. Мириться с ней и принимать, потому что есть вещи, которые мы не можем изменить. Истинная сила не в твердости, а в том, чтобы сгибаться, не ломаясь. Именно это он всегда пытался мне сказать.

Я погладила альбом и полистала его, снова найдя наше фото с секретиком, и заметила, что в одном месте от двустороннего скотча, к которому был прикреплен полароид, не отклеена защитная пленка, и она чуть отошла