Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

Сказывалась и благоприятная в целом информация о деятельности Колчака, поступавшая к союзным правительствам от их военных и дипломатических представителей. «Недавние победы на Уральском фронте, – писала в июне 1919 года японская газета “Владиво-Ниппо”, издававшаяся во Владивостоке, – способствовали росту его популярности, и благодаря этому он пользуется доверием не только со стороны членов правительства, но и со стороны торгово-промышленников»[655].

Нота Российского правительства адмирала А.В. Колчака союзным представителям против вмешательства союзного командования во внутренние дела России

29 сентября 1919

[ГА РФ. Ф. Р-1383. Оп. 1. Д. 2. Л. 57–57 об.]

В июне 1919 года популярная парижская газета «Фигаро» публикует на своих страницах большую хвалебную биографию Колчака. Министр иностранных дел Франции C. Пишон на заседании палаты депутатов 27 июня аттестовал его как «солдата и хорошего патриота». А лидер кадетов Павел Милюков, обращаясь к союзникам, назвал правительство Колчака «единственным прочным правительством России». Влиятельная парижская газета «Матэн» писала: «Омское правительство стало моральной силой, которой подчинились в России все, ведущие борьбу с большевизмом»[656]. А американский консул в Омске Дж. Эмбри в интервью «Нью-Йорк таймс» в июле 1919 года даже назвал Колчака «величайшим человеком, которого выдвинула революция»[657] (хотя в общем-то американцы не «баловали» адмирала, а их военный представитель генерал В. Гревс относился к его режиму откровенно негативно). Многие сравнивали его с Наполеоном, который «усмирит и обуздает» революцию, сохранив все лучшее из ее завоеваний.

Парижская газета «Тан» предлагала признать колчаковское правительство без проволочек, чтобы не портить отношений с «будущей Россией», – ведь падение советской власти казалось уже близким; иначе, предупреждала газета, будущая Россия может опасно сблизиться с Германией[658], чего французы определенно боялись.

В это время польская газета «Курьер Поранны» отмечала: «Колчак так же теперь в моде на Западе, как некогда царь»[659]. В ответной телеграмме А.В. Колчаку на его поздравление с заключением мира с Германией в июне 1919 года премьер-министр Франции Жорж Клемансо писал: «Я горячо желаю, чтобы под Вашим благородным водительством защитники свободы и национального бытия России вышли в свою очередь победителями из той борьбы, которую они ведут. Союзники твердо надеются, что Россия скоро снова займет свое место в ряду великих демократических наций»[660].

На этом фоне многие русские либеральные политики, «воспрянув духом», поторопились с чересчур оптимистическими прогнозами. Екатеринбургские «Отечественные ведомости» уже писали о том, что «молодая государственная власть наша входит как свой, как равноправный и признанный член единой семьи, в круг народов великой государственной культуры», более того – «в круг государств наибольшего фактического могущества»[661].

Более трезвые политики, и, в частности, сам Колчак, понимали, что до этого еще далеко. Они задавались вопросами: слова – словами, а как насчет увеличения реальной помощи союзников, по-прежнему недостаточной? и не потребуют ли они в обмен на это признать «самоопределение» национальных окраин России, шедшее вразрез с ее геополитическими интересами и прямо противоречившее лозунгам белых? и когда стали известны условия, на которых Запад готов признать правительство Колчака, некоторые белые газеты («Уссурийский край», «Дальневосточное обозрение») задались вопросом: что же это за признание на каких-то условиях, как не попытка давления извне, навязывания своей позиции?

В этом давлении, кстати, сыграла не последнюю роль все та же наша социалистическая демократия. Находившиеся на Западе бывший премьер Временного правительства А.Ф. Керенский (прозванный кадетами «Хлестаковым русской революции»), бывший глава Директории Н.Д. Авксентьев и их единомышленники призывали союзные державы прежде признания потребовать от Колчака «гарантий демократии».

Даже правая французская газета «Матэн» предостерегала союзников от предъявления каких-либо условий Колчаку, замечая по этому поводу: «Когда адмирал Колчак будет в Москве, он сделает то, что сам найдет нужным, а не то, что потребуют от него союзники. Невыгодно говорить в повелительном тоне с теми, над кем не имеешь реальной власти»[662]. Лондонская «Таймс» также отмечала «упрямо высокомерное стремление навязывать свои приемы и предрассудки русскому народу»[663].

Тем не менее условия от союзников все-таки последовали. 26 мая 1919 года пять ведущих держав Антанты: Великобритания, Франция, США, Япония и Италия – направили Колчаку совместное обращение, подписанное главами государств и правительств: премьер-министром Франции Ж. Клемансо, премьером Великобритании Д. Ллойд-Джорджем, президентом США В. Вильсоном, итальянским премьером В. Орландо и представителем Японии маркизом Сайондзи. В обращении изъявлялась готовность к признанию правительства адмирала в качестве всероссийской власти при условии внятных заверений с его стороны, что он, во-первых, преследует демократические цели и, во-вторых, не будет посягать на права национальных меньшинств (по некоторым сведениям, на предъявлении этих условий настояли все те же два автора затеи с «Принцевыми островами» – Вильсон и Ллойд-Джордж)[664].

Верховный правитель был поставлен в сложное положение. Его воззрения были весьма далеки от демократии, хотя он и понимал, что управлять страной в ХХ веке без учета общественного мнения нельзя (другой вопрос, как его использовать. Такие корифеи тоталитарных режимов, как Сталин, Гитлер и Муссолини, проявили замечательное искусство манипулирования общественным сознанием, при этом оставаясь абсолютными тиранами). А в национальном вопросе Колчак был убежденным сторонником единства Империи. Однако игнорировать позицию союзников он тоже не мог, поскольку остро нуждался в военных поставках.

В результате ответ на обращение союзников, врученный их представителям 3 июня (в тот же день, когда его получил Колчак), был составлен в осторожной дипломатической форме, в общих словах обтекаемо подтверждая приверженность двум запрошенным союзниками принципам, но с такими оговорками, что его можно было истолковать по-разному[665]. Сходный по содержанию ответ представил А.И. Деникин[666].

В целом ответ адмирала удовлетворил союзников. Но даже после этого конференция ведущих держав Антанты в послании от 24 июня, хотя и выразила свое одобрение и обещание предоставлять всевозможную помощь, вопрос о признании правительства адмирала «де-юре» обошла молчанием[667]. Для ознакомления с положением на месте США несколько позже командировали в Омск своего посла в Японии Морриса. Он вынес благожелательное впечатление от встречи с Колчаком, а антисоветский настрой сибирских земств (по незнанию России) принял за общее мнение народа. В своем резюме посол рекомендовал союзным державам признать правительство Колчака де-юре.

Но акта формального признания так и не последовало. Союзники заняли выжидательную позицию. Все дальнейшее зависело от исхода борьбы на фронте. По этому поводу еще раньше справедливо выразился в газетном интервью неоднократно упомянутый Г.К. Гинс: «Первый наш дипломат – это армия»[668].

Единственным иностранным государством, де-юре признавшим правительство Колчака правительством всей России, была Югославия (официально именовавшаяся тогда Королевством сербов, хорватов и словенцев), издавна связанная еще до своего объединения в 1918 году, в лице Сербии и Черногории, с Российской империей союзными узами и сохранившая благодарность по отношению к ней за помощь, оказанную