Сталин против Гитлера: поэт против художника - Сергей Владимирович Кормилицын

Вкатился в дом клубочек и остановился. Взяла Марья клубочек в карман, и вошли они в метро подземельное. В метро все-то день ясный и ночи-то нет. Проехались они на метро, встали на лестницу – сами не идут, лестница за них идет. Вот лестница вынесла их на землю, поблагодарили они лестницу. Марья вынула клубочек, конец нитки взяла в руки, клубочек на землю бросила. Покатился клубочек и прикатился к большому саду. Во саду музыка играет, цветы цветут хорошие, птицы поют дивные. Говорят-то они в Москве, а слышны слова на Онежском озере, – все по радио слышно. Ныне в один час вся Расеюшка слушает! Во саду гуляют молодые и старые: тут и пляшут, тут и на качелях качаются, и на деревьях фонари разноцветные горят. Федор и говорит: «Вот, наверно, это и есть самое лучшее и самое дорогое, потому что все здесь веселые и довольные».

Только он это сказал, клубочек у Марьи из кармана выпрыгнул, успела только Марья конец нитки схватить, и покатился клубочек дале. Идут Федор, Алексей да Марья за клубочком, и клубочек остановился перед большим красным домом. Около самого дома народу многое-множество! Взяла Марья клубочек в карман, вошли они в дом. Смотрят: белая лестница цветами зарощена. Пошли они по лестнице, видят: в доме золотыми буквами написано и показано про жизнь хорошего человека, который ко всем нашим чудесам вел. И шли они до самой последней комнаты. Видят: в комнате флагов многое-множество, наклонены флаги середи комнаты, и от них красный свет, а середь комнаты – памятник. Марья тут и сказала: «Привел клубок нас к большому человеку!» Не успела она слова молвить, выскочил клубочек из кармана, успела она только нитку схватить, и покатился клубочек все дале и дале. Идут они за клубочком и подходят к каменной стене. Прокатился клубочек в ворота и подкатился к белому дому. Взяла Марья клубочек в карман. Тут отворяют двери, и встречает их сам товарищ Сталин. Провел их Сталин к себе в комнату и стал их обо всем расспрашивать, а они – обо всем рассказывать.

И стали они у Сталина мудрые вопросы спрашивать, и первый вопрос о том, как им жить лучше и богаче. Сказал им обо всем Сталин. Тут Марья и говорит: «Что же есть самое дорогое и самое хорошее? Это жизнь наша. Да никогда она не была бы такой, коли бы нам не сказали наши мудрые правители, как жить, а потому самое мудрое и самое дорогое – это слова товарища Сталина, которые он нам сказал». Распростились они с товарищем Сталиным, проводил он их до самой стены, и вышли они в Москву. Хотела было Марья взять клубочек, сунула руку в карман, а клубочка-то и нет. Стали они его искать. Искали, искали и к Сталину воротились, и у него искали, не обронили ли где, и по дороге смотрели, – так и не нашли. Ну, уж тут дорога была известная, сели они на машину и поехали.

Приехали они в колхоз. Их колхозники спрашивают: «Ну, что есть самое дорогое и самое лучшее у нас на земле?» И тут они все сразу ответили: «Самое лучшее и самое дорогое у нас на земле есть слово товарища Сталина». И рассказали они тут все, как, что с ними было и где они были. И все колхозники на том согласились»[139].

Думаю, что комментарии к этому тексту будут излишни, потому что, как говорилось в древности, «разумному – достаточно». И тут становится понятно, отчего так плакали и убивались по Сталину даже те, кому от его смерти было ни жарко ни холодно. Они оплакивали не смерть отдельно взятого человека, а конец исторической эпохи. Не промежуток в два с полтиной десятка лет, когда он находился у руля, а всю историю, что была до момента его смерти. Потому что, когда умирают боги, их адептам становится страшно.

Пресса

Сталин, война и христианство[140]

Сегодняшний миф, кочующий из одного церковного издания в другое, в самом сжатом виде выглядит так. «Стояла зима 1941 года Немцы рвались к Москве. В далеком Ливане митрополиту Гор Ливанских Илие явилась Божия Матерь и объявила, что избран он – истинный молитвенник и друг России – для того, чтобы возвестить определение Божие народу русскому. Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, семинарии, священники возвращены с фронтов и из тюрем. Казанская икона должна быть перенесена в Сталинград, сдавать который врагу нельзя. А когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию и рассказать о том, как она была спасена… В архивах хранятся письма и телеграммы, переданные митрополитом Илией в Москву. Сталин, вызвав к себе местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского) и митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), обещал им исполнить все, что передал митрополит Илия, ибо не видел больше никакой возможности спасти положение. В октябре 1947 года Сталин пригласил митрополита Илию в гости. Тогда же правительство наградило его Сталинской премией за помощь нашей стране во время Великой Отечественной войны».

Красиво, но все это, увы, неправда. Зимой 41-го Сталинград был в глубочайшем тылу, и о его сдаче тогда не было и речи. Зимой 41-го немцы уже не рвались к Москве: их наступление заглохло еще в ноябре, и с конца того же месяца уже начались контрудары советских войск, к 5 декабря переросшие в генеральное наступление.

Встреча Сталина с митрополитами действительно имела место – но в сентябре 1943 года, то есть уже после коренного перелома в ходе войны (Курская битва). Есть подробная запись этой беседы – ни о каком ливанском митрополите и ни о каких пророчествах там и близко не говорилось.

И отнюдь не отчаяние руководило Сталиным при организации этой встречи, а необходимость взять под контроль церковную жизнь на освобождаемых территориях Советского Союза – в оккупированных немцами областях люди сами открывали храмы, и оккупанты им в этом не препятствовали. Скажем, в Псковской области до прихода немцев имелось 3 храма, а к возвращению советских войск их было 200. В Курской области до немцев было 2, стало – 282, зато в Тамбовской области, где советская власть стояла неизменно, так и оставалось 3 храма. Нет, Сталин не организовывал церковного возрождения, он его сдерживал. Так, первые 18 храмов было разрешено открыть только спустя почти полгода (!) после встречи Сталина с митрополитами постановлением Совмина от 5 февраля 1944 года. А от общего числа обращений верующих об открытии храмов, поступивших в