Парус в горах. История о тех, кто живет там, где другие не выживают - Андрей Вячеславович Кирсанов

но в авиацию не пошел, а окончил институт Патриса Лумумбы и выбрал совершенно другую стезю. Он меня научил и рассказал все детали. Я попробовал, отучился, начал работать, и мне это очень понравилось. Очевидно, что в глубине души я путешественник.

Более того, у меня были встречи с пилотами перед вылетом, были разговоры, и они меня спрашивали, кем я хочу стать, чем хочу заниматься. Я им говорил: хочу стать пилотом. Мне многие летчики отвечали, что не стоит этого делать – профессия тяжелая, надо следить за здоровьем, проходить медкомиссии, разлучаться с семьей. В общем, есть определенные испытания, которые не все выдерживают. Но безумная тяга к перемене мест меня все время подталкивала к этому. И хотя я тогда еще не мог знать, какие ощущения дает владение штурвалом, романтика полета меня захватила, и я понял, что это мое.

Первый раз я прилетел в составе бригады бортпроводников в город Братск. Очень долгий рейс на Ил-18 до Магадана, промежуточная посадка в Братске. Весь экипаж пошел отдыхать, потому что это была эстафета, следующий вылет примерно через 10 часов. А я поехал на Братскую ГЭС на общественном транспорте. Почему-то меня потянуло туда. Впечатление этот объект произвел грандиозное.

И когда я удостоверился, что небо – это мое, настало время летного училища. Конечно, родители были против. Пришлось проявить характер и настойчивость. Даже мой отец, который был военным летчиком и прошел войну, по каким-то причинам не поддержал меня. Наверное, мамино влияние. Но в итоге они отпустили меня. С этого все началось. Сначала военное училище – учебно-авиационный центр, там была система подготовки военных летчиков по укороченной программе. Давали полный курс летного образования, за исключением точных наук: математики, физики, химии. Готовили исключительно боевых пилотов без упора на теорию.

– В каком году окончили учебу?

– В 1973 году я окончил этот учебный центр, выпустился со специальностью «Летчик-истребитель», и тогда же эта система военной подготовки прекратилась, ее перестали финансировать – решили, что нам таких специалистов не надо, а нужны прошедшие полный курс летного училища. После выпуска предоставлялась возможность тем, кто хотел, доучиться в Высшем военно-авиационном училище, а кто не хотел, тот мог идти куда желал. То есть нам зачли эту службу в вооруженных силах и разрешили поступать в летное училище гражданской авиации. И я поступил в Сасовское летное училище под Рязанью. Пришел туда уже со специальностью, и для таких, как мы, был организован специальный выпуск на самолете Ан-2, пришлось девять месяцев отучиться, отлетать в Сасове. Я выпустился пилотом ГА 4-го класса в должности второго пилота самолета Ан-2.

– И где были первые полеты?

– Тут, конечно, мне немного помог мой отец, имея определенные возможности, так как я очень хотел в полярную авиацию. Джек Лондон, мой любимый писатель, заразил меня Севером. Я хотел этого «белого безмолвия» до безумия. И попал по распределению в Тюменское управление, а оттуда мне дали направление на мыс Каменный (северо-восток полуострова Ямал), далеко за полярным кругом. Это была Мыс-Каменская объединенная авиаэскадрилья, в составе которой – звено самолетов Ан-2. Там я полетал, и вдруг совершенно неожиданно пришла разнарядка для переучивания на самолет Як-40. Не знаю, какая нелегкая меня дернула, но, когда на разборе прочитали эту депешу из управления и последовало слово командира: «Кто желает?» – моя рука была первой, и дальше пошло-поехало. Конечно, я не хотел оставаться на Ан-2, меня манило большое небо. Когда над мысом Каменным пролетали большие самолеты, например Ил-18, я смотрел вверх, в это полярное небо, черное со звездами, и думал: «Господи, доживу ли я когда-нибудь до четырех моторов?»

И однажды, когда летели на Ан-2, звезда упала, и я загадал. Командир спросил: «Ты что загадал?» Я ответил: «Получить 3-й класс пилота и переучиться на тяжелую технику». А я еще был летчиком 4-го класса, сейчас этого нет. Летчик мог за 10 лет дойти от 4-го класса до 1-го, с Ан-2 через все ступени попасть на самолет первого класса: Ту-154 или Ил-62. Это 10 лет. Сейчас переучиваются на «Боинг», нет ни опыта, ни налета, ничего, им только кнопки нажимать и по-английски разговаривать. И называют себя опытными пилотами.

– Страшно было летать в самом начале? Как с этим справлялись?

– Это вопрос некорректный, слова «страх» в нашей профессии нет. Есть какие-то другие ощущения при определенных ситуациях. Но страха нет, так как страх человека парализует, как правило. Лишает возможности принимать правильные решения. Какая-то часть сознания уходит в этот страх, и человек не способен на решение основной задачи. Поэтому это немного не так называется. Конечно, бывают какие-то ощущения, что-то там сжимается, но в основном накатывает потом. Когда идет работа, этого нет. Во всяком случае, у меня.

– Какой был самый памятный полет, где и когда?

– Сложно ответить на этот вопрос, у меня есть они, конечно, но не знаю, можно ли об этом говорить… Когда я летел с президентом на Як-40, при заходе на посадку в Санкт-Петербурге были сильные ливневые осадки и предельно допустимый боковой ветер, залило приемник статического давления, который находился по левому борту фюзеляжа.

Вариометр стал давать неверные показания. И что бывает очень опасным в авиации – это ситуация, когда приходит отказ и он не сразу проявляется, а медленно, то есть показания изменяются медленно, как будто так и происходит на самом деле. Я иду по глиссаде с вертикальной скоростью 2,7–3 метра в секунду. Тут показания вертикальной скорости снижения начинают чуть уменьшаться, я парирую штурвалом, чтобы догнать глиссаду. Ничего не происходит. Еще чуть-чуть – не происходит. А ведь самолет летит достаточно быстро. Причем это произошло на высоте менее 200 метров. Этот отказ было крайне сложно отследить, учитывая ливень и боковой ветер. Щетки молотят… Так стучат, что громко сказать – не услышишь. Причем и слева стучат, и справа. И все это в совокупности не способствует быстрой реакции на событие. Через несколько мгновений я понял, что вариометр показывает неправильно. Но тут есть способ переключиться на другие приборы. Мы догнали глиссаду, сели – и все-таки в одно мгновение, буквально в одно, в моей голове проскочило, кто сидит у меня за спиной. И стало немного жутковато. Это степень ответственности. В любой другой ситуации мы об этом не думаем. Такое было один раз в жизни.

– Поговорим о заграничных полетах… В чем заключалась миссия в Анголе?

– В 1989 году я туда уехал. Вы помните это время в Советском Союзе?

– Не помню, мне было четыре